Игра Канарейки
Шрифт:
Канарейка уставилась в стену, не имея никакого желания отвечать.
Ведьмачий слух Геральта позволил ему услышать следующий, заданный очень тихо вопрос Канарейки ещё с лестницы. Ольгерд услышал его потому, что стоял в коридоре возле двери, оперевшись на толстую деревянную балку.
Ведьмак вывернул из-за поворота и встретился взглядом с холодно-спокойными глазами Ольгерда.
– Точно и прямо сейчас тебе может сказать только чародей. Прошло слишком мало времени… – Шани замолчала. Атаман выдохнул совсем тихо, на грани слышимости.
–
– Ещё могу подышать миррой, пить воду с мёдом и миску молока на ночь ставить, или что там ещё делают?! – голос Канарейки сорвался, прозвучал глухо – видимо, она прикрыла рот ладонью.
Ольгерд посмотрел на Геральта. Глаза ведьмака фосфорицировали в полумраке коридора.
– Я тебя понимаю. Но ничего не могу с этим сделать, прости, – сказала Шани.
– Не понимаешь, не извиняйся. Это моя проблема.
Ольгерд отошел от стены, нарочно сделал это шумно, прочистил горло. Голоса девушек в комнате стихли.
– Проходи, ведьмак. Только постучись, – сухо сказал атаман.
Перед тем как дверь открылась, Канарейка быстро укрыла больную ногу одеялом.
Ольгерд увидел убийцу – бледную, ещё сильнее схуднувшую, с застывшим лицом и влажными грустными глазами. Белые бинты кричаще контрастировали со свежими ссадинами и синяками. Атаман смотрел на её тело и чувствовал глухую пульсирующую ярость.
В ней не было скучного, даже уродливого совершенства. Она выглядела простой девицей, какие десятками толпятся на базарах и площадях, но при этом не была ею. Она приковывала этим, заставляла на неё смотреть, и атаман сам не мог разобраться, что за извращённую не красоту он увидел в ней.
У Канарейки под взглядом Ольгерда появилось детское желание спрятаться под одеялом с головой. Канарейке казалось, что светлые глаза Ольгерда видели её под кожей – как сокращаются её мышцы, как течёт по венам кровь. Но, конечно, человеческий глаз не мог такого увидеть.
– Геральт, – окликнула ведьмака Шани, изо всех сил делая вид, что она не заметила напряжения в комнате. – Пойдем, я перевяжу твою руку.
– Моя рука в порядке, – сказал ведьмак, сжимая и разжимая пальцы. – Не нужно, Шани.
Медичка встала, вцепилась в локоть Геральта и увлекла его обратно к двери. Он сначала зашагал вслед за ней, потом развернулся и обратился к Канарейке:
– Я вообще-то пришёл к тебе. За помощью. Мне нужен кто-то вроде тебя. Поможешь мне украсть дом Борсоди?
– Геральт, – проронил атаман, прислоняясь к подоконнику, – с её ногой она сейчас может помогать разве что чистить картошку.
– Нет, – отозвалась Канарейка, села на кровати, оторвавшись от подушек. – Я помогу.
– Твоё колено… – начала Шани.
– Награда предполагается? – спросила Канарейка.
– Что-нибудь найдём, – Геральт почесал шею.
– Мне надо вернуть долги. Я помогу, – с нажимом повторила эльфка, глядя на ведьмака. Ольгерд
– Хорошо, – кивнул ведьмак. – Завтра в полночь в доме травника в двух милях к западу от сгоревшей Гарин. Скажи, что тебе нужна вытяжка из кровавника.
– Я буду, – кивнула Канарейка.
Ведьмак и медичка вышли, закрыли за собой дверь.
Через тонкие деревянные стены было слышно удаляющиеся шаги Геральта и Шани, чей-то хриплый кашель и невнятный разговор двух крестьян, прячущихся под козырьком от дождя.
Ольгерд смотрел вниз, стоя полубоком к окну, правая рука привычно лежала на эфесе карабелы. На атамане не было кунтуша – в последний раз, когда Канарейка его видела, тот был измазан в крови.
– Ольгерд, спасибо.
Атаман повернулся к эльфке. Она села на краю кровати, ссутулилась. На ней было простое хлопковое платье, как всегда глухо закрывающее шею и плечи. Подол со стороны больной ноги был подвязан узелком и несколькими нитками. Опухоль колена всё ещё не спала, а Шани вдобавок щедро замотала его бинтом, но всё же теперь оно выглядело лучше, чем тогда, в пещере.
– Что вытащили меня оттуда.
Ольгерд молчал.
– Убили этих ублюдков. Я не кисейная барышня, а всё же эти подонки заслуживают смерти.
Атаман внимательно смотрел на лицо Канарейки. Она хмурилась, сжимала кулаки до белизны костяшек.
– Могла бы, я воскресила этих… – Эльфка проглотила какое-то ругательство явно не на Общем, выдохнула. – И прикончила бы их ещё раз.
– У тебя, я смотрю, непреодолимая страсть к опасным авантюрам? – ухмыльнулся Ольгерд.
Канарейка пару секунд смотрела на руки, а потом подняла голову, атаман увидел на её лице восковую, неестественную улыбку.
– А ведь и правда.
– Зачем ты согласилась?
– А ты что, волнуешься за меня, Ольгерд фон Эверек? – Канарейка попыталась засмеяться как обычно, но фальшь была очевидна даже ей.
Стало гадко. Она потянулась за гребнем и стала медленно расчесывать волосы. Атаман достал из кармана штанов короткую деревянную трубку и принялся медленно раскуривать её. По комнате разнёсся мягкий сладкий запах дорогого табака.
Так они сидели с дюжину долгих тихих минут, якобы занятые и не видящие друг друга. Было так просто, естественно и вместе с этим тяжело.
Наконец Канарейка не выдержала, встала и заковыляла к столу. Каждый шаг отзывался тянущей болью в колене. Она взяла лютню и села тут же на табурет, не найдя в себе силы возвращаться к кровати.
– Я забираю ребят, завтра мы уходим отсюда.
Эльфка на слух настроила нижнюю струну, оторвалась от лютни и спросила:
– Куда?
– Ломонд нашёл что-то в паре миль от города. Пустую усадьбу, вроде. Война с нильфами и Радовид проредили местных дворян.
Канарейка поднялась на струну выше, стала настраивать её.