Игра Канарейки
Шрифт:
Наконец они добрались до стен имения. Холод и быстро иссякающие силы вводили в панику, и эльфка с ведьмаком принялись нервно оглядываться в поисках хоть какой-то двери. Ведьмак прищурился и заметил под сводом лестницы хлипкую деревянную дверь, ведущую, очевидно, в подвал.
Геральту пришлось приложить достаточно усилий для того, чтобы затворить дверь, которую тянула на себя с улицы пурга. А Канарейка тем временем осмотрелась в подвале.
У скудно освещённого дорогим светильником стола стоял, скрестив руки, Ольгерд фон
– Видимо, в ту зиму у него и появились шрамы на руках, – сказал ведьмак, наконец справившийся с дверью.
Глаза Ольгерда горели отблесками свечей. Он походил на дикого зверя, посаженного на цепь. Дикого, жестокого, доведённого до исступления запахом крови и плоти, стоявшим в воздухе. Только он будто бы сдерживал это, скрещивая руки на груди, громоздил себе клетку из остатков любви к Ирис, из слов и обещаний. Но какие слова сдержат зверя?
На лежащем на полу брачном договоре дрожал тёплый свет. Канарейка едва заметила его под ногами.
Геральт отошёл в сторону, к стеллажу с пыльными бочками вина. Здесь, в кучке рассыпанного табака была оставлена коротенькая курительная трубка.
– А тогда Ольгерд и начал курить, – сказал ведьмак негромко, обращаясь непонятно к кому.
Канарейка подняла с пола брачный договор и только теперь заметила седого, но моложавого мужчину, выставившего руки вперёд, будто растянувшего свиток. Эльфка положила брачный контракт в его руки. Геральт дал Ольгерду чашку.
Ещё до того, как время пошло, Канарейка уловила тяжёлое давящее настроение, натянутую до скрипа нить между мужчинами.
– Я расторгаю брачный договор, – старик, видимо, отец Ирис, разорвал пергамент и бросил его туда, откуда эльфка недавно его подобрала.
Ольгерд оскалился как зверь, с силой бросил кружку на пол. Она жалобно звякнула, отскочив, ударилась о бочку с вином.
– Ты чудовище, Ольгерд фон Эверек! Я не зря хотел оградить свою дочь от замужества!
Канарейка поняла, что отец Ирис сказал это очень и очень зря. Что-то дьявольское исказило лицо Ольгерда, он метнулся к старику и сомкнул свои пальцы у него на шее. Тот захрипел, попытался разомкнуть его руки.
Канарейка дёрнулась, крикнула. Конечно же, её мог услышать только ведьмак. Он свёл брови на переносице, верхняя губа поднялась вверх, обнажив короткие человеческие клыки. Бессильная злоба.
По лестнице сбежала Ирис – как раз успела увидеть тело оседающего на пол отца.
Эльфка не смогла сдержаться, выхватила ножик и бросила его в сторону атамана. Лезвие сверкнуло в огне свечей, ударилось о стену позади Ольгерда, пройдя сквозь него как через туман.
Ну да, а на что она надеялась?
Ирис, уже потухшая, увядшая, как цветок в первые осенние заморозки, бросилась к отцу. Ольгерд быстро поднялся вверх по лестнице, скрылся на первом
Ирис – уже в трауре, и неясно по кому – мужу или отцу, медленно вошла в столовую. Её сопровождали Ключник, кошка и пёс. На их присутствие Ирис старалась не реагировать, удерживала на лице маску отстранённой холодности, даже не смотрела на своих спутников.
Ольгерда нигде нет.
Стол накрыт на одного.
Видимо, он уже оставил её.
Воздух душил.
Реальность это или просто кошмар Ирис, было уже не разобрать. Для реальности это было очень темно и густо, жутко и холодно. Для кошмара – слишком правдиво.
Ирис села за стол, но не ела, смотрела маслянистыми глазами на тлеющие в очаге угольки.
Кошка подняла взгляд на ведьмака.
– Нас призвали сюда, чтобы мы составили госпоже Ирис фон Эверек компанию, – сказала она.
– Но какая из нас компания? Госпожа Ирис знала, что мы – не простые звери, – добавил пёс.
– А Ключника она боялась, не позволяла ему подходить близко.
– Никто не приходил к ней, все словно забыли.
Канарейка выдохнула, едва слышно прошептала:
– Он не забыл…
– … твой любящий муж, Ольгерд, – дочитал Геральт, проверил оборотную сторону листа пергамента. Пусто.
Это было его последнее письмо.
Канарейка и ведьмак стояли в той комнате, где они в первый раз увидели портрет Ирис. Только на этот раз на холсте был не жуткий скелет в траурном платье, а сама женщина, уставшая и блёклая.
– На самом деле он не отправил это письмо. – Канарейка дотронулась до пыльного искусственного цветка, воткнутого в дорогую хрустальную вазу. – Я видела его, Ольгерд хранит его. Так и не отправил…
– Ушёл и забрал его? Откуда тогда оно в памяти Ирис?
– Магия? – тихо спросила Канарейка. – Кровь? Любовь? Предназначение? В мире полно сил, которые могли бы с этим справиться. Но письмо это я держала в руках несколько дней назад.
Геральт промолчал.
Тишина длилась несколько мгновений, пока огонь в камине не затрещал оглушительно, не вырвался из очага. Пол задрожал, будто ожил, сдвинулся. Комната осветиласьтёплым светом, стала в разы больше, а мебель куда-то исчезла.
Канарейка схватилась за меч. Геральт потянулся за спину.
Они стояли в центре круга. Круг этот образовывали жуткие человекоподобные твари с изуродованными деформированными телами и холщовыми мешками на головах. Одна из тварей захохотала заливисто, демонически, каким-то знакомым голосом, сорвала мешок с головы.
Это был самый последний, самый большой страх Ирис фон Эверек.
Канарейка смотрела на него и готова была разделить этот страх с ней.
У этой твари было лицо Ольгерда. Глаза его были словно залиты молоком, на лице проступали жирные жилки, оно было искромсано жуткими шрамами.