Игра Канарейки

Solongoy

– С утра уже покрепче?

Ольгерд опустился на скамейку рядом с эльфкой, протянул к фляге руку:

– Позволишь?

Взгляд его упал на стол, атаман вдруг застыл на месте, выдохнул:

– Роза?

Геральт развернул тряпицу, подвинул ближе к атаману.

– Фиолетовая. Как загадал.

Канарейка сидела, сжав губы. Хотелось - наверное, даже нужно было - рассказать Ольгерду об Ирис, которая ждала его все эти годы. Но эта новость не принесла бы ничего, кроме горечи. Нельзя уже было что-либо исправить.

Ольгерд запрокинул голову назад,

медленно выдохнул.

– Спасибо, ведьмак. Значит, наше с тобой сотрудничество завершено.

Атаман бросил быстрый взгляд на Канарейку. Было понятно, что он означает.

Геральт кивнул, тоже взглянул на эльфку.

– Мне надо будет с тобой потом поговорить, Ольгерд.

– Естественно. Судя по печати на твоём лице, дела с О’Димом ещё не закончены. Ни у кого из нас. Впереди плата по счетам.

Канарейка помнила, что плата по счёту Ольгерда – душа. Жизнь. Эльфка осознавала, что даже прямо сейчас готова отдать свою вместо души атамана. И что если при этом будет присутствовать Геральт, он ей этого не позволит.

Тут Канарейка всё поняла. Поняла, почему Стеклянный Человек заключил с ней такой странный договор, почему практически ничего не потребовал взамен. Всё это – три желания, офирский принц, её чувства к Ольгерду – всё это было игрой Гюнтера О’Дима. С самого начала. Он изначально подтасовывал карты и мухлевал – ему нужен был именно такой исход. Он хотел получить не одну душу, а две.

Это была его игра, а не её.

Злиться было не на кого, но Канарейка была безгранично зла. Её хотелось схватить кинжал, метнуть его в О’Дима, задушить его хоть бы и подолом собственной юбки, но Канарейка знала, что всё это бессмысленно, что Ольгерд, если бы это смогло спасти его и Ирис много лет назад, без колебаний убил бы Стеклянного Человека.

И теперь, когда Канарейка это поняла, нужно было действительно сматывать удочки. Плюнуть на свою неестественную любовь к атаману – садисту, убийце, бессердечному цинику. Дождаться Биттергельда, разобраться с «С. Т.» и уезжать. Как будто ничего не было. Канарейка даже вполне находила в себе силы на это.

– Он рассчитывал на это.

Геральт и Ольгерд взглянули на Канарейку.

– У меня с ним не будет платы по счетам. О’Дим добивается, чтобы я вмешалась в твои с ним расчёты. – Канарейка подняла глаза на атамана. – А если я там буду, я это сделаю.

Ольгерд почувствовал, как холодок пробежал по его спине.

– Значит, тебя там не будет.

Все сидящие за столом замолчали. Ольгерд смотрел на фиолетовую розу, вертел её в руках. Ведьмак повернулся к окну, казалось, высматривал кого-то. Канарейка не знала, куда деть руки, крошила лежащую на столе засохшую корку хлеба.

Потихоньку стали подниматься «кабаны». К удивлению эльфки, они не садились за столы, не доставали из карманов колоды и кости, не откупоривали бочки с вином и бутылки водки. Все расходились по своим делам: кто-то начинал мести и убирать залу после вчерашней гулянки, кто-то принялся за готовку, кто-то пошёл заниматься лошадьми, кто-то, кажется, даже собрался на рынок. Видимо, проезжие

телеги они грабили скорее для вида и устрашения, чем реально из выживания. У вольной реданской компании хорошо был налажен быт, и разбойничья жизнь этой общины скорее позволяла расслабиться.

«Кабаны» проходили мимо, бросали недоумевающие взгляды на сидящую за столом компанию, но никто не позволял себе ничего спрашивать. Все знали, что у этих троих какие-то общие, чрезвычайно важные и секретные дела.

– Как в Оксенфурте? – спросила Канарейка Геральта. Тот с охотой оторвался от уличного пейзажа, успевшего надоесть.

– Пытался узнать, кто же такой наш Стеклянный Человек. Понятно, что толком так ничего и не узнал. Помог Шани. Она собирается уезжать. Передавала тебе, чтобы ты поменьше общалась с ведьмаками и была здорова.

Канарейка слабо улыбнулась.

– Шани – очень хорошая девушка.

– Витольд тоже так говорил, – добавил Ольгерд, снова принявший обычный сумрачный вид. – А он разбирается только в двух вещах – в лошадях и женщинах.

– А по ведьмачьей части? – предположила эльфка, снова обращаясь к Геральту. Все темы, как-либо связанные с желаниями Человеку-Зеркало казались Канарейке особенно скользкими. – Куролиск, полуденица, стая утопцев?

– Взял контракт от Анны-Генриетты. В Боклере завелась какая-то бестия, убивает людей. Когда закончу свои дела здесь, поеду на помощь туссентской княжне.

– А ты оптимист, – сказал атаман, скрестив руки на груди.

– Предпочитаю жить, концентрируясь не только на прошлом, – Геральт прямо посмотрел Ольгерду в глаза.

Такой обмен любезностями не мог закончиться ничем хорошим.

Канарейка резко подалась вперёд, разрывая зрительный контакт ведьмака и атамана, спросила торопливо:

– А тебя твоя чародейка так далеко отпустит?

Геральт будто посветлел при её упоминании.

– Из Ковира в Туссент путь намного больше, чем отсюда, поэтому, может быть, она уже даже выехала туда.

– Из Ковира? – удивилась Канарейка.

– Ей предлагали должность советницы короля.

Ольгерд неторопливо встал из-за стола.

– Есть будете?

Ведьмак и эльфка сдержанно кивнули, хотя их желудки довольно красноречиво и громко подтвердили это желание.

Ольгерд направился в сторону кухни.

– А я думала, что после её связи с Нильфгаардом теперь мало кто по своей воле захочет видеть её у себя в советниках.

– С Нильфгаардом? – удивился ведьмак. Подумал пару мгновений, выдохнул.

– Ты думаешь не о той чародейке. О чародейке из песни Присциллы.

– А ты разве не с ней? Предназначение, судьба, нет?

– Это было не предназначение. Много лет назад я загадал желание одному джинну, и с тех пор мы каждый раз мучительно сходились и расходились. Эта связь изматывала нас, хоть и принесла немало наслаждения. – Геральт сделал паузу, будто вспоминая. – Но в конце концов, когда мы отменили желание джинна, я понял, это всё было иллюзией.

Канарейка задумалась о чём-то, внимательно разглядывая столешницу.