Игра Канарейки
Шрифт:
Ольгерд с силой ударил кулаком о стену. Костяшки пальцев закровоточили. Он ударил второй рукой, стал бить и пинать стену, вымещая злость: злость на самого себя, на то, что не смог сдержаться, на то, что в итоге поступил с ней как настоящий урод.
Все руки были в крови, каждый удар оставлял тёмное пятно на стене дома. Но злость в атамане всё не заканчивалась, не подходила к концу, её хватало на каждый следующий удар.
– Ольгерд, – произнёс знакомый голос. Маленькая
– Ты успокоился?
– А ты? – резче, чем стоило, спросил атаман.
Несколько секунд был слышен только шум трепещущих на ветру листьев. Атаман даже успел подумать, что она вернулась в дом.
– Почему ты ушёл?
– Я же сказал.
– Это неправда.
Ольгерд, все ещё стоявший спиной к эльфке, повернулся.
– Неправда – то, что ты себе придумала. У меня каменное сердце…
– Я уже это слышала, – холодно прервала Канарейка. – И не забыла. Но ты способен к жалости. К симпатии.
Ольгерд не ответил. Тень от тёплого света, падающего из окна, удлиняла и синяки под глазами, и носогубную складку. Он становился похожим на невозможно усталого старика.
– Ты держишь меня за идиотку, Ольгерд фон Эверек. Думаешь, что я такая кретинка, позволяю себе думать о каком-то продолжении? Думаешь, если трахнешь меня, я не отвяжусь и потащу тебя под венец?!
Атаман молча смотрел на Канарейку. Она всё правильно поняла. И имела право злиться на него.
– Да, я именно так и думаю. И ты – первая, кому я не хочу позволить обманываться.
– Я не обманываюсь. – Большие эльфские серые глаза смотрели прямо и серьёзно.
– Я тебя понял, – сказал Ольгерд.
– Если ты сделаешь так ещё раз… – с угрозой начала Канарейка, но под конец фразы отвела взгляд и попунцовела.
С минуту они молчали. Ольгерд смотрел в звёздное небо, эльфка – себе под ноги.
– Раз у меня исчезла печать, мой контракт с О’Димом выполнен. Я помогла Геральту исполнить твоё третье желание и «влюбилась в кого-то не такого смертного».
Атаман прыснул.
– Что-то в вашем контракте только ты работаешь.
Канарейка улыбнулась как-то грустно, наклонила голову:
– Иди спать, атаман. – Поймав хитрый взгляд, улыбнулась: – Без дополнительных процедур. Просто спать. На рассвете выезжаем.
Блатхе наконец вспомнил, что люди называют его маем – последним месяцем весны. Вспомнил так качественно, что пот со всадников лился в три ручья. Атаман даже снял кунтуш и утирал лоб его рукавом.
Рубашка прилипла к спине, солнце жарило так, что хотелось содрать с себя кожу. Поднимавшаяся из-под копыт пыль иссушивала воздух, резала лёгкие.
Когда тракт свернул к Оксенфурту, прохладный ветер с Понтара остудил тело и мысли.
Они были совсем близко, оставалась всего какая-то пара миль. И
Был ли в этом замешан О’Дим, просчитавший каждый шаг, чтобы Канарейка и Ольгерд смогли добраться до цели?
Лавку, втиснувшуюся между двумя богатыми особняками, они тоже нашли почти сразу. Замыленные стёкла, сквозь которые не было видно ничего, удивлённо глядели на узкую улочку, ведущую к рыночной площади. И «Алхимия» тоже была неподалёку.
– Злой и добрый жандарм? – усмехнулся Ольгерд. Это были первые слова, которые он сказал Канарейке со вчерашней ночи – собирались, завтракали и ехали они в полной тишине. Атаман спрыгнул со своей чубарой кобылы.
– Ну и кто же из нас добрый?
Пан Мацлович не любил таких посетителей. Колокольчик над дверью с их приходом звучал не так звонко и радостно, как обычно, и кажется, даже как-то вызванивал нотки похоронного марша. Во всяком случае, очень подозрительный и в крайней степени осторожный пан Мацлович так считал.
На пороге стояли два посетителя – оба выглядели довольно угрожающе, оба – при оружии и каким-то неестественным количеством шрамов. Мужчина был очень высок, широк в плечах, в его глазах было что-то пугающее и жуткое, лицо оставалось полностью бесстрастным. Девушка скорее всего только выглядела как девушка, а на самом деле ей было лет двести – потому что она эльфка. Пан Мацлович не был глуп и знал это. Эльфка улыбалась как-то хищно и зло.
Пан Мацлович не был глуп, поэтому боялся. От испуга его маленькие круглые очки съехали на кончик носа, пан Мацлович чуть не задел рукой чернильницу, не залил учётную книгу.
Разбойники.
Как пить дать, разбойники.
А что может понадобиться разбойникам в такой маленькой конторе по продаже билетов, кроме жизни его, пана Мацловича?!
Сложно было не заметить, что усатый клерк лишь при виде Ольгерда и Канарейки стал жаться в угол, прикидываться мебелью, дрожать и только не обоссался. Пугать его было ни к чему.
– Позавчера господин Сеимус Тальесин перевёл на счёт вашей конторы довольно крупную сумму, – начал атаман. – Мы хотели бы знать судьбу этой суммы.
Клерка забило крупной дрожью, он промямлил:
– А с какой целью, милсдари?
– Мы – его друзья. Хотим удостовериться, что деньги дошли, – спокойно продолжил Ольгерд.
Канарейка сделала круг по маленькой тёмной комнате, зашагала к столу пана Мацловича.
– Дошли, – проглотил клерк.
– Ещё было бы неплохо узнать, куда же он взял билеты, – проронила как бы между прочим эльфка.
Клерк сглотнул, его очки совсем сползли с носа и упали на стол. Пан Мацлович неловко поймал их руками, уставился в столешницу. Ему никогда ещё не было так страшно.