Игра на чужом поле

Иванов Дмитрий

Жестом указав мне на кресло около маленького вычурного, с позолотой или её хорошей имитацией, столика, мужчина некоторое время с интересом разглядывал меня, а затем задал неожиданный вопрос:

— У вас же хорошее зрение. Зачем вам очки?

— Э… для солидности, — сказал я чистую правду, будучи застигнутым врасплох, и добавил со вздохом, присаживаясь в кресло и снимая Петин девайс: — Чтобы люди не видели во мне громилу. Меня тут почему-то ваше телевидение невзлюбило.

— Ты про то недоразумение, когда перепутали немцев?

—

Не только. К моему товарищу из ГДР, — я намеренно произнёс слово «товарищ», давая понять, что нас с немцем связывает не только спорт, но и общие поэтические взгляды, — в больницу приходила съёмочная группа. Кстати, как их пустили туда? Кто-то же дал команду.

— Кто-то дал, — задумчиво кивнул Харальд.

— Так вот, — продолжил я, выдержав небольшую паузу. — Вопросы, которые задавались, явно были направлены на то, чтобы меня очернить, выставить этаким кровавым дуболомом. Более того, до этого вашу дочь в спорткомплексе тоже «допрашивали» телевизионщики, которые при этом позволили себе оскорбления в мой адрес и в адрес моей страны. В итоге в эфир попала только первая, эмоциональная реакция Марты на травму Торстена. Всё остальное, что она говорила, просто вырезали.

Харальд поощрительно кивнул головой ещё раз, предлагая продолжать. Но хватит! Раз позвал, пусть сам говорит. Свои претензии… ну, не претензии, а сетования — мол, сам пригласил на соревнования, а для чего, мордой в грязь потыкать? — я ему высказал.

— Это объясняет вашу… решительность, — осторожно произнёс кронпринц, подбирая слова. — Просто взгляд у вас действительно пронзительный, даже пугающий.

— Папин, — сухо пояснил я.

— А кем он трудится? — живо заинтересовался отец Марты.

— Мясник по вашему. Животных домашних разделывает, — не вижу смысла скрывать правду я и понимаю, что этого факта моей биографии Харальд не знает, а значит, и может не знать и многое другое.

— Это не так важно. Я хочу принести от имени королевской семьи извинения. А от моей жены ещё и передать вам приглашение в гости. Знаю, вы занятой человек, но после вчерашнего разговора дочки с Соней… у нас в семье возникла несколько напряжённая обстановка. И ты меня очень обяжешь, если не будешь обижаться на нетактичный выпад моей супруги в твой адрес. Сказанное ей не предназначалось для твоих ушей.

Тут мой собеседник перестал быть важной особой, превратившись в любящего и заботливого отца.

— Просто дочка… злая, мы её такой никогда не видели… — озабоченно произнес он. — И это пугает! Она, конечно, никогда не была подарком, могла подраться с мальчишками, целый день провести на конюшне и прийти вся чумазая… Но вчера это был ураган ярости.

— А когда вы пытались заставить Марту вернуть мой подарок, она не злилась? — заинтересовался я, с легкой усмешкой глядя принцу прямо в глаза.

— Злилась. Сказала, что улетит в СССР! Но не разбивала вазы, которым по сто лет! — улыбнувшись, ответил Харальд,

и мне показалось, что произнес это он с гордостью за свою дочь. — А насчёт этих происков в твою сторону, я вот что скажу…

Глава 12

— У нас, у королевской семьи, не так много власти осталось. Реальной, — задумчиво начал кронпринц. — Например, мы имеем право наложить вето на любой закон, но на практике давно этим не пользуемся. Наша роль больше символическая: мы — объединяющая сила, отражение национального единства. Король, например, главнокомандующий вооружёнными силами, но… сам понимаешь, формально. В нашем батальоне королевской гвардии даже пингвин числится.

— Пингвин? — переспросил я, чувствуя, как отвисает челюсть. — Какой пингвин?

— Королевский, разумеется, — спокойно ответил Харальд, едва сдерживая улыбку. — У нас есть пингвин-капрал, его зовут Нильс Улаф второй. Дали ему этот статус ещё при моём отце. Его официально поздравляют, повышают в звании… и могут даже сделать почётным командиром, если заслужит.

— Не хило вы там живёте… — пробормотал я, соображая, что моя жизнь на фоне таких традиций выглядит как-то пресновато. — А кормите вы его чем, золотыми рыбками?

Харальд уже не сдержался и рассмеялся:

— Рыбка у него, конечно, отменная, но звания он получает не за аппетит. Это же символ! Но кое-какими правами король всё же пользуется, — продолжил Харальд, крутя в руках бокал с соком. — Например, правом помилования. Это редко, конечно, но случается. И знаешь, удивительно, но к таким решениям общество у нас относится нормально, даже если король отказывает в просьбе.

— Ну и я нормально, — не удержавшись поддакнул я, пока кронпринц делал глоток напитка.

Он взглянул на меня с лёгким недоумением, но, решив что это шутка, едва заметно улыбнулся.

— Чем ещё реально пользуется король? — Харальд откинулся на спинку кресла и, скрестив руки на груди, продолжил: — Открою секрет: участвует в формировании правительства. Хотя на бумаге всё решается соотношением партийных сил в Стортинге, но на деле редко бывает, чтобы одна партия имела большинство. И тогда начинается самое интересное — король принимает активное участие в переговорах между лидерами фракций. Именно он решает, кому поручить формирование правительства.

Я поднял бровь:

— То есть король — как арбитр?

— В какой-то степени, — кивнул он. — Но надо понимать: это скорее резервное оружие. Полномочия, закреплённые за монархом по конституции, не используются без крайней необходимости. Однако, если страна окажется в критической ситуации, король может вмешаться.

— Очень познавательно, спасибо за информацию… — поблагодарил я кронпринца, который упорно не переходил к интересующей меня теме.

Тут Харальд замолчал, словно что-то обдумывая, а потом, наконец, произнес: