Игра на чужом поле
Шрифт:
Впрочем, желающих помочь мне в таком благородном деле наверняка нашлось бы много.
— Действительно! Тогда передам через посольство. Получишь уже в СССР, — нашёл выход… неужели будущий тесть?
Кронпринц с Хоконом уехали, не оставшись на послеобеденную часть заседаний, а вот Марта задержалась и поймала меня у входа в зал.
— Что! Что папа сказал? — возбужденно блестели её серо-голубые глазки.
— Сказал: бить тебя по попе ремнём надо было в детстве! Вазы древние бьёшь! С мальчишками дралась!
— А ты? Что сказал ты?
— Я сказал,
— Ииии, — тоненько протянула счастливая Марта, но так тихо, что услышал только я.
— Летом можем пожить вместе! У меня правда не дворец…
— Пох… — осеклась на русском полуслове девушка и, расправив плечи, гордо направилась в зал, не оглядываясь на изумленного меня.
А прикольно! Энергия Марты или всё-таки эффект от золотистого французского коньяка, но настроение у меня было на редкость добродушное. Однако это состояние длилось ровно до того момента, как я попытался тихонько улизнуть из дворца, пропустив «торжественный ужин». Машина Марты, как было условлено, ждала где-то неподалёку, и я уже предвкушал удовольствие от общения с подругой. Но не тут-то было. Перед дворцом по-прежнему толпился народ. Охрана, гости, толпы зевак и… вездесущие журналисты. Ну куда же без них?
— Мсье, французский журнал «Чарли Хебдо». Парле франсе?
— Инглиш, дойч, — улыбнулся я симпатичной девушке, которая представляла журнал, известный мне по будущему.
Да, хамоватый местами, но иногда затрагивающий важные темы. И имеющий, кстати, приличный тираж.
— Вы, я вижу, веселый и довольный жизнью, а вот ваш бывший соперник Торстен Шмитц скоро будет кормить червей… — с азартом, приправленным нахальной улыбкой, начала она, глядя мне в глаза.
Вот только её взгляд наткнулся на мой, бесстыже изучающий её фигурку. Ладная девочка, ничего не скажешь.
— Стоп, мадам, — оборвал я её. — Во-первых, Торстен жив и здоров. Во-вторых, если вы так шутите в своём журнале, то здесь этого делать не стоит.
Журналистка чуть растерялась, но быстро взяла себя в руки, явно собираясь переформулировать вопрос.
— Привет, друг! — неожиданно раздался бодрый голос за спиной, и Торстен, приобняв меня за плечо, стал с явным интересом осматривать то же, что и я.
А поглядеть действительно было на что. Ветер играл с короткой юбкой девушки, открывая взору её бесконечно длинные, идеально стройные ноги. И время от времени, словно нарочно, лёгкая ткань поднималась чуть выше дозволенного, давая мельком заметить крохотные красные трусики.
— Вот оторва! — пробормотал я себе под нос, пытаясь понять, кто тут больше провокатор — она или ветер.
— А? — переспросил меня Торстен, и по его довольной физиономии было ясно: ему такие зрелища по душе.
— А тебя уже выписали из… — я чуть не сказал «сумасшедшего дома», но вовремя прикусил язык. — Из больницы? Кстати, знакомьтесь, — я нарочито широко улыбнулся к журналистке, — это ваш «мертвец».
— А… что мне сделается! Здоров я уже. Слабоват у тебя удар
— Вы в самом деле… Но как же? — растерялась журналистка.
— Мадам… — галантно поклонился Торстен.
— Мадмуазель! — топнула стройной ножкой девушка.
— Это точно я! Мадемуазель, могу вам подарить плакат с моим фото, у меня в номере есть. С дарственной надписью. Увы, я жив. Извините, что расстроил вас. Это другой Шмитц умер в той же больнице. Дед, фашист-эсэсовец, который воевал в 1-й танковой дивизия СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Приехал сюда в Норвегию, и вот — сердце не выдержало.
— Не может быть! — ахнула девушка. — Но телевидение…
— Уже сегодня выдаст опровержение и извинения, — перебил я. — Прошу прощения, но я вас покину.
— Камрад! — обнял меня на прощание Торстен с ещё большей искренностью. Парень был явно доволен тем, что я не собирался составлять ему конкуренцию за сердце… ну и другие части тела хорошенькой француженки. — Мадемуазель, раз уже у меня не вышло покормить червяков, может быть, я покормлю вас?
Подметки на лету рвёт! Наш человек! И посольство ГДРовское оперативно сработало! А интересно, кто их надоумил? Наши или королевская семья?
— Толя! Что от тебя хотела эта лесбиянка? — встретил меня вопросом Виктор Анисимович.
— Почему лесбиянка? Вроде нормальная, — хмыкнул я, оглядывая уходящую красавицу ещё раз, теперь уже издали.
Хуже она от этого, конечно, не стала.
— Татуировка единорога и два переплетённых глифа, обозначающих женский пол. Это знаешь, как визитка. Ну, не суть… — уточнил дипломат, поправляя очки.
«Да ладно! — посочувствовал я про себя бедолаге Торстену. — Сначала я его избил, потом о его смерти объявили на всю страну, и теперь вот это…»
— Она порадовалась, что немецкий боксёр жив. Кстати, это наши его попросили сюда приехать?
— Нет, я бы знал об этом. Скорее всего, королевская семья Норвегии вмешалась. ГДРовцы ещё что-то с этого и поимеют, — с завистью произнес помощник посла.
— Нам тоже что-нибудь обломится, — уверенно пророчествую я, помня обещания кронпринца.
— Господин Штыба, — мне приказано сопровождать вас, если вы захотите поехать в гости в Стаугум, — к нам подошёл гвардеец, возможно, из командного состава. Хрен там разберешь их звания.
— Кем приказано? Улафом вторым? — пошутил я.
— Ах-ха! Отличная шутка. Расскажу нашим, — рассмеялся Виктор Анисимович и ответил гвардейцу, решив все за меня: — Конечно, захочет.
Ну, раз так звезды сошлись…
Машина Марты оказалась рядом, и она тоже видела моё общение с журналисткой.
— Толя, что тебе сказала эта девушка? Напрашивалась в постель к чемпиону? — хитро блеснув глазками, невинно спросила подруга, когда я сел в машину.
— Она бы если и просилась, то, скорее всего, к тебе. Девица оказалась лесбиянкой!