Игра в аду
Шрифт:
Всего несколько шагов, и я уже оказываюсь рядом с ним. Каждый раз убиваю, словно впервые. В самый ответственный момент руки, как обычно, начинают дрожать. Когда же это закончится? Почему только я прекращаю чьи-то страдания, а моим нет конца?
22 глава
На игре
Вернувшись к себе в кабину, я закрываю руками глаза. Нас осталось трое, и раз я до сих пор жива, Анна или Марк мертвы. Когда панель исторгает из себя очередной визг, нет ни малейшего желания открывать глаза. Может быть, будь я хоть немного сильнее,
– Ада… - раздается знакомый голос.
И он не просто знакомый, он такой родной и любимый, что на радостях я подскакиваю и бегу на этот звук.
Марк прижимает меня к себе.
– Ты жив, жив… - причитаю я, обхватывая руками его лицо, словно не верю собственным глазам.
– Да, но Анна… - он смотрит на меня с сожалением.
– Что с Анной? – спрашиваю я, хотя итак знаю ответ.
Пульсирующая кровь пропитывает светло-голубой топ подруги. Слезы струятся из ее светло-голубых глаз. Я беру ее за руку, и она замечает на мне кровь. На лице Анны появляется странное выражение озабоченности и тревоги, а затем оно становится печальным и таким сочувствующим, что я вдруг вспоминаю каждого, кого убила.
В голове один за другим всплывают мертвенно-бледные лица незнакомых до этого дня мне людей: Владимира, Тимофея, Марии, Гарика и Константина.
Анна умирает на моих руках. Я сворачиваюсь калачиком и кладу голову ей на ноги. Просто лежу и смотрю в ее мертвые глаза.
Марк касается моего плеча.
– Ада, ее больше нет.
Я поворачиваюсь к нему и обхватываю его ноги.
– Почему он убил ее, а не меня? Почему все так, Марк?
Он делает шаг назад, и я, оставшись без опоры, падаю на пол.
Слишком поздно осознаю, что пол кабины грязный. Теперь, вся одежда пропитана кровью, рвотой, потом и слезами. А внутри я заполнена отвращением и ненавистью к самой себе.
Марк опускается на колени и пытается меня обнять, но его руки для меня теперь невидимы. Я оказываюсь в коконе, выстраиваю вокруг себя стены, лишь бы только оградиться от этой жизни.
– Ты же знаешь, что должна убить еще одного человека?
Я поднимаю голову и смотрю в глаза парня, появившегося в моей жизни тринадцать лет назад. Первое свидание, робкое касание руки, его пальцы, запущенные в мои волосы, нежный поцелуй и ласковое объятие. Я думаю о его чувствах юмора, пунктуальности и такта, о том, как вежливо он всегда общался с моими родителями, и как по-отцовски заботился о Лизе.
Мы собирались сделать это вместе: прожить данные нам жизни как нельзя лучше. И вот что мы получаем вместо этого: Марк трясет меня и умоляет убить его, просит жить, а я лишь отрицательно мотаю головой.
О какой жизни он говорит? Неужели он думает, что у меня еще остались на это силы?
Он сдается и, не оборачиваясь, уходит в свою кабинку. Я ложусь на спину, и слезы начинают скатываться прямо в уши. Мне становится щекотно, но я продолжаю плакать.
Прижав колени к груди, я катаюсь из стороны в сторону, издавая душераздирающие крики. Мне так больно, словно каждый орган завязался в тугой узел, в венах закипает кровь, в голове лопаются сосуды, а сердце готово вот-вот разорваться.
Ко
Охранник волоком вытаскивает мое тело из кабины и бросает посреди подвала. Теперь, я бьюсь в судорожных конвульсиях, лежа на холодном бетонном полу.
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мне удается подняться. София протягивает мне нож и кивает в сторону кабинки Марка.
Тот умоляюще смотрит на меня, но я отбрасываю нож к его ногам.
– Почему я должна это делать? Почему ты не можешь убить меня?
– Ада… Пожалуйста, - он склоняет голову набок.
– Думаешь, если я убила пять человек, я с легкостью сделаю это и с тобой? – кричу я, пока по щекам струятся теплые слезы.
Можно ли считать высшим проявлением любви его поступок? А мой, когда, набравшись смелости, я снова беру в руки нож и ударяю им того, кого безумно люблю?
Я никогда не причиняла физического вреда людям. Мысль нанести кому-то хоть какое-то увечье, даже по случайности, вызывала ужас, но настоящий ужас выглядит не так.
Он не такой, каким его представляешь в своей голове, когда боишься чего-то плохого. Он даже отличается от того, который испытываешь, когда теряешь близкого человека.
Настоящий ужас - оказаться в подвальном помещении дома на окраине города, оборудованного так, что никто не услышит твоих криков, даже если сорвать голос; лежать на отвратительно грязном полу и не испытывать ни капли брезгливости; быть окруженным двенадцатью трупами и знать, что шестеро из них истекли кровью по твоей вине; не иметь возможности сделать глубокий вдох, из-за запаха паленой плоти, моментально вызывающей рвоту; чувствовать себя победителем в битве, но проигравшим войну за собственную жизнь.
23 глава
Спустя год, два месяца и один день
Бель заходит ко мне перед сном и спотыкается, наткнувшись на чемодан.
– В этой кромешной тьме можно и ноги переломать!
– возмущается она.
Я включаю лампу, а она тихо прикрывает за собой дверь и направляется ко мне.
Изабель - худощавая и невысокого роста, волосы выкрашены в бордовый цвет, ногти она красит исключительно в черный, хотя в одежде предпочитает светлые оттенки. На работу она всегда надевает брючный костюм. Обычно, на ней белоснежная блузка с ажурными вставками на воротнике и брюки, слишком широкие в бедрах. Чтобы казаться выше, она всегда носит обувь на каблуке.
Но сейчас она в оранжевой махровой пижаме, волосы распущены и слегка спутаны, на лице не осталось следов косметики, но она все равно остается прекрасной.
– Твой парень знает, как ему повезло с тобой?
– спрашиваю я.
– А твой?
– спрашивает она в ответ, укладываясь рядом со мной.
Я улыбаюсь и поворачиваюсь к ней. Теперь мы лежим, смотря друг другу в глаза.
– Он тебе хотя бы нравится? – спрашивает Бель, заставляя подумать о Максе.
Я молчу. Просто не хочу копаться в себе и своих чувствах.