Игра в аду
Шрифт:
– Я с самого начала ждала смерти. Каждую игровую ночь смотрела на двери кабины, и все ждала, когда они откроются. Но никто не приходил. Вместо этого они по очереди убивали моих друзей. Одного за другим. Не успевала я опомниться, как это происходило снова. Снова и снова, по кругу. А я все ждала, когда этот круг оборвется. Но это не кончалось до тех пор, пока я не потеряла всех. Я боялась умереть, но в тот день оставаться в живых было даже страшнее.
К тому моменту, когда я заканчиваю говорить,
– Я рад, что ты согласилась поехать со мной. – Макс поднимается с места.
– Ты так быстро меняешь темы, – вытирая ладонями мокрое лицо, я тоже встаю с неудобного пластикового стула.
Макс виновато улыбается.
– Идем. Нам еще ехать и ехать.
Мы возвращаемся в машину, так и не допив чай.
Когда Макс трогается с места, я замечаю на его лице обеспокоенность. Он так хотел узнать, каково это, побывать на той игре. Но стоило мне заговорить об этом, и он впал в настоящий ужас.
25 глава
На игре
Тук-тук-тук.
Она все ближе подходит ко мне.
Тук-тук-тук.
Тонкие губы Софии искривлены в странной почтительно-восхищенной улыбке. Она смотрит на меня гордым обожающим взглядом. Кажется, для нее я – герой.
Не желая на нее смотреть, я отворачиваюсь.
Раздаются аплодисменты.
– Поздравляю! Ты победила! – восклицает она.
Сколько же восхищения в ее кислом маслянистом голосе.
– Хочешь знать, какая у него была роль?
Я ничего не отвечаю.
– Не хочешь знать, какая роль была у Марка? – спрашивает она протяжным, почти певучим, голосом.
Тук-тук-тук.
Она стоит прямо за мной.
– Повернись и ответь на вопрос, – настойчиво произносит она.
Я остаюсь сидеть неподвижно.
София дает мне пинка. Каблук ее туфли, словно проделывает дыру в позвоночнике. Это пронизывающая боль, но я не издаю ни звука. На сегодня с меня хватит слез.
– Повернись! – она взрывается истерическим криком. – Повернись!
В руке я зажимаю нож, который выудила из тела Марка пару минут назад. Он умер быстро, почти мгновенно. Я не могу оторвать глаз от его мертвого тела. Не могу забыть грустной улыбки, которой он меня одарил перед тем, как смерть застыла на его лице.
– Кто ты? – ломающимся голосом спрашиваю я, поворачиваясь к ней боком.
– А кто я, по-твоему? – парирует она своим фирменным слащаво-ядовитым тоном.
Я прячу нож под правым бедром в надежде, что она его не заметит.
– Маньяк, – высказываю я предположение.
Она начинает смеяться. Заливается диким хохотом, и краем глаза я вижу, как от смеха она вскидывает кверху голову.
–
Хоть бы она захлебнулась в этом приступе.
– Я никого не убивала. Вы все сделали за меня, – говорит она, успокоившись.
– Это все – воплощение твоих садистских фантазий? – спрашиваю я, смотря ей в глаза.
Надеюсь, в моем немигающем ледяном взгляде она видит эту всепоглощающую ненависть к ней.
– Это все – всего лишь игра. – София расставляет руки в стороны и невинно улыбается.
– Но не для тебя. Ты ведь получила удовольствие, больная на голову, тварь! – кричу я озлобленным голосом.
Она меняется в лице.
– Ты же после каждого убийства светилась от счастья! А когда казнили Анжелику, тебе только не хватало бенгальской свечи в руке и рождественской музыки. Тогда бы ты точно бросилась танцевать вокруг электрического стула. Какая же ты ненормальная! – продолжаю я, несмотря на растущее безумие на лице Софии.
Она сжимает руки в кулаки. Впивается ногтями в собственную кожу, пока сверлит меня глазами.
– Тебя избивала мать или отчим насиловал каждую ночь? А может, над тобой издевались в школе? Или нет? Какое у тебя оправдание? – требовательным голосом спрашиваю я.
– Замолчи, Ада. Ты не хочешь умереть здесь. Поэтому, замолчи! – строгим тоном отвечает она.
Я вижу, что ей с трудом удается держать себя в руках. Но мне уже не остановиться. Я хочу добить ее, довести до предела. Пусть ей хоть немного станет также больно.
– Запугивание, ограничение других в свободе, получение удовольствия от чужих мучений, помешанность на оружии. Я знаю, чем ты больна, София. Знаю, – произношу я едким тихим голосом.
Она садится на корточки передо мной. Теперь, мы смотрим друг другу в глаза.
– Знаешь… Другие ненавидят, когда я ставлю им диагнозы. Но я поставлю еще один.
Она хватает меня за волосы, но я продолжаю говорить.
– У тебя садистическое расстройство личности. Ты никакой не гений, София. Ты такая же больная, как сотни других убийц.
Я выплевываю слова ей в лицо.
За волосы она тянет мою голову, разворачивая лицом к себе. Смотрит на меня своими безумными сверкающими темными глазами, белки которых налиты кровью.
Ей нравится смотреть, как натягивается кожа на моем лице, и поэтому она тянет еще сильнее. Видеть удовольствие на ее лице мне совсем не страшно. Я достаточно увидела за сегодняшний день.
Она может снять с меня скальп, выдавить мне глаза, отрезать по очереди пальцы, засунуть дуло пистолета в рот и выстрелить. Но ничего из этого не станет хуже всплывающих перед глазами картин.