Игра в прятки
Шрифт:
– Сероводород, – подтверждает отец. С его тарелки улетает еще один кусок меренги, на сей раз приземляясь в сахарное гнездышко.
– Ортанс! – журит меня матушка. – Что за выражения!
Пепен скулит и причмокивает, поэтому я предлагаю ему patisserie.
– Знаете, в мое время прислуга такой не была, – сообщает нам батюшка, желая продолжить начатую ранее тему и завести речь о чем угодно, только не о том, ради чего он здесь. – Если их спрашивали, какое блюдо подано на ужин, они могли не только толково ответить, но и пересказать меню на всю неделю. А посмотрите на них сейчас! Они
Матушка что-то бормочет в знак согласия, слишком занятая яйцами, чтобы высказывать свое мнение.
Некоторое время назад и до Версаля докатились слухи о положении в Париже. В огромных мраморных коридорах я подслушивала разговоры о финансовом крахе короля. Болтают, будто из-за необычайно жарких лет и морозных зим гибли урожаи и крестьяне начали голодать. Можно подумать, в этом повинны мы, la noblesse [22] . А власти предержащие способны каким-то образом влиять на погоду.
22
Знать (фр.).
При этом многим невдомек, что низшие сословия куда хуже нас. В Версале прислуге до сих пор, как велит традиция, выплачивают путевое довольствие, хотя король с королевой не путешествуют по стране, как прежде. Однако традиции надо поддерживать, а поддержание традиций, как и содержание бенгальского тигра в Menagerie Royale [23] , обходится недешево.
– Вот почему тут всё идет вкривь и вкось, – добавляет батюшка. – Ну и вид открывался отсюда утром! Хорошо, что к ужину дневной свет гаснет.
23
Королевский зверинец (фр.).
– Вероятно, нам следует держать занавеси задернутыми, – добавляет матушка, точно принимать пищу впотьмах – самое разумное решение. – Или обедать позднее.
– Вероятно, мы вообще могли бы перейти на ночной образ жизни, – говорю я, но на мою реплику не обращают внимания.
Вид из дворцового окна действительно не пленяет взор. Садами, каналами, великолепными фонтанами позволено любоваться людям более родовитым. Поскольку мой отец не принц и не герцог, наши апартаменты оставляют желать лучшего. Например, из этой комнаты при свете дня перед нами предстают убогие домишки, которые годами росли вокруг Версаля, как грибы, давая приют тысячам выскочек, мечтающих попасть ко двору, который с каждым днем все больше пустеет. Дворец Короля-Солнца, как называли это место век назад, приходит в упадок. Версальское солнце гаснет.
– Двор тоже медленно, но верно умирает, – рассуждает батюшка. – В мое время всё было иначе. Взять хотя бы эту желторотую клику, которой обзавелась королева. Или эти ее гадкие вечеринки.
– Мне жаль Антуанетту, – замечаю я. – Король далеко не остроумец. Надо же ей как-то развлекаться.
Матушка что-то мурлычет в знак согласия, заглатывая очередное перепелиное яйцо.
Отец впивается в меня сердитым взглядом.
–
– Во всем всегда виновата женщина, батюшка, – саркастически замечаю я, но он, пропустив это мимо ушей, продолжает:
– Старая гвардия не одобряет подобного поведения. И если крестьяне, как утверждают некоторые, будут проявлять еще большее непокорство, то вскоре Людовик с удивлением обнаружит, что мало кто из них пожелает за него вступиться.
Я размышляю о королеве Антуанетте. И о его величестве – ее тучном, глуповатом супруге. Хотя их поженили чуть ли не в детстве, этот брак долгие годы оставался неконсумированным, по слухам – из-за бессилия его величества. Теперь, очевидно, эти трудности позади (Боже, помоги королеве!).
На ее месте я бы испытывала искушение совершить полночный побег: собрать свои безделушки и улизнуть в Венецию. Мне всегда хотелось там побывать, а как замечательно было бы попасть на карнавал! Подолгу носить маску, скрывая лицо за гипсовой накладкой, украшенной драгоценными камнями.
В конце стола батюшка, расправившись наконец со своим vacherin, промокает уголки рта салфеткой и откашливается. Всё, время пришло!
– Итак, Ортанс, – говорит он, – мой человек получил сегодня известие от де Куртеманша…
Я так и думала! Отец тут для того, чтобы сообщить, как продвигаются его старания выдать меня замуж. Проклятый поиск жениха продолжается уже больше года, однако до сих пор не принес плодов.
– …Боюсь, он и слышать не хочет об этом браке.
– Очередной отказ? – Матушка раскрывает рот, являя взорам маленькую пещерку с наполовину пережеванным яйцом. – Уже пятый! Как он посмел! Ортанс стала бы изысканнейшей невестой для его сына!
Я с облегчением вздыхаю, прикрывшись салфеткой.
– Теперь остается лишь сын Дюбуа, – продолжает отец. – Все прочие молодые люди при дворе либо женаты, либо обручены, либо… – он косится на матушку, – …либо их отцы не одобрят брак с нашей дочерью. – Батюшка поворачивается ко мне. – Твоя репутация бежит впереди тебя, милочка.
Щеки у меня пылают от негодования.
– Я… – начинает было матушка, но тут же перебивает сама себя. – Вы говорите, Дюбуа? Ведь он давненько мечтает женить сына, из-за того, что юноша, ну, вы знаете…
Она не заканчивает свою мысль, и я доподлинно знаю почему. Ведь сын этого Дюбуа – известный болван. Этакий деревенский дурачок. Из большой деревни под названием Версаль. Но даже если бы это было не так, у меня нет и никогда не возникнет желания выходить замуж ни за него, ни за кого-либо еще. От одной мысли о браке, о том, что подразумевает подобный союз, у меня внутри все переворачивается.
Когда батюшка отодвигает свой стул и встает из-за стола, из матушкиного салона доносится исступленный щебет. Зяблики в огромной клетке бешено чирикают и кричат, словно к ним запустили хищную птицу.
– Хм, – задумчиво произносит матушка, не выказывая явного беспокойства. – Интересно, что растревожило моих птичек?
Мой взгляд останавливается на ближайшей ко мне горке облупленных яиц. Эти омерзительные белые шарики запотели в свете канделябров, их поверхность стала серой и склизкой. Содержимое моего желудка вскипает. К горлу подступает затхлая, кислая масса…