Игроки и жертвы
Шрифт:
Кирилл с таким же подавленным выражением снова взял карты, его лицо оставалось невозмутимым, но пальцы чуть подрагивали, выдавая внутреннее напряжение. Он избегал смотреть в мою сторону, будто сам не знал, как реагировать на то, что только что произошло.
Я не могла сосредоточится на картах, поэтому снова закономерно проиграла.
Когда карты легли на стол, подтверждая мой проигрыш, я почувствовала, как внутри всё сжалось. Весь этот абсурд с карточной игрой, правилами, навязанными Илона, и напряжением, которое было почти осязаемым, тяготил, но сопротивляться казалось бесполезным.
Кирилл медленно выдохнул, взглянув на меня с вопросом в глазах, но, как и прежде, без настойчивости. Словно он понимал, что от этой странной и нелепой игры зависит нечто большее, чем просто соблюдение условий.
— Это только игра, — тихо сказал он, не отрывая взгляда. В его голосе слышалась едва заметная хрипотца, возможно, от волнения или усталости, и неожиданно в этом было нечто успокаивающее.
Я коротко кивнула, стараясь подавить внутренний протест, и позволила ему снова приблизиться, ощущая, как его дыхание касается моей кожи. На этот раз он замер около меня на несколько секунд, давая лишь ожидание поцелуя. Когда коснулся губ, был слегка настойчивее, смелее, даже нежнее. Невольно сердце пропустило несколько ударов.
Когда он наконец отстранился, в его глазах мелькнуло что-то глубокое, почти уязвимое, словно этот короткий момент показал нечто большее, чем просто следование правилам нелепой игры. Я задержала дыхание, осознавая, что сама не ожидала такой реакции, и вдруг почувствовала, как щёки заливает жар.
Илона наблюдала за нами с выразительным, оценивающим взглядом.
А после – выиграла Кирилла и меня.
Усмехнулась, посмотрев на нас и подошла к Кириллу. Встала напротив него, наклонилась и поцеловала так, что мне стало жарко. Я торопливо отвела глаза, чувствуя, что эта игра становится уже совсем не игрой, затрагивая то, о чем я забыла на долгое время.
На этот раз Кириллу пришлось сдерживать себя, подчиняясь нашей мучительнице.
– Учитесь, салаги, - хмыкнула она самодовольно.
Кирилл, несмотря на всю свою выдержку, выглядел ошарашенным, лицо его покраснело, дыхание было сбито. На мгновение он выглядел так, словно не знал, что сказать или сделать дальше, словно контроль, который он так старательно держал, пошатнулся.
И снова с легкостью жонглера она уделывает меня под орех, но проигрывает Кириллу, оставляя нас.
Внутри начинал подниматься жар, я снова почувствовала, как внутри образовалось странное, жгучее чувство, которого не ожидала от себя.
Кирилл выглядел не лучше, но склонившись надо мной сдерживал себя настолько сильно, насколько мог. Он наклонился ко мне, и я почувствовала его дыхание, горячее и неровное, совсем рядом. Моя собственная реакция удивила меня: сердце стучало так, что казалось, ещё немного, и он услышит его ритм. Своими губами он опалил мои, уже не столько спрашивая, сколько давая. Я дрогнула, неосознанно отвечая. Слабо, не понимая, что вообще делаю. Он вздрогнул, позволяя себе чуть больше, чем раньше.
А когда отстранился выглядел взъерошенным и даже немного испуганным. Как и я сама.
Мы молчали, и, наверное, этот миг был слишком
Илона снова раздавала карты.
Мне хотелось вскочить и уйти, но ее грозный и насмешливый взгляд заставил сидеть ровно.
Кирилл тоже не двигался, хотя его напряжение было заметно — пальцы крепко сжимали карты, а взгляд, направленный на стол, избегал встречи с моим. Ощущение острого жара, которое только что завладело мной, теперь сменилось беспокойством и растерянностью. Я не могла понять, как чувствовать себя рядом с ним теперь, после того, что происходило с нами сейчас.
Внезапно Илона легко выиграла Кирилла и сдала карты мне.
В голове резко зашумело. Я закрыла глаза, пытаясь справиться с тем, что происходит. Илона выразительно подняла бровь, бросая мне вызов.
– Кир, руки за спину, - велела она.
Кирилл послушно сцепил руки за спиной, его взгляд был почти каменным, как и лицо. Но когда я наклонилась к нему, как раньше она – его дыхание почти остановилось. Я коснулась его сама, чувствуя, как он отвечает. И от этого внутри поднималось сумасшедшее ощущение невесомости. Жар разгорался все сильнее, охватывая все тело. Я теряла контроль над собой, а Кирилл и не помогал его удержать.
Я чувствовала, как дрожат его крепко сцепленные за спиной руки, как дрожит он сам. Мои руки непроизвольно скользнули на широкие плечи, слегка обняли его шею. Я не могла остановиться.
Щелкнула камера, еще раз и еще. Я моргнула, отстраняясь от Кирилла, и словно очнулась. Илона стояла перед нами, её телефон направлен в нашу сторону, её взгляд был спокойным и непроницаемым, а уголки губ дрогнули в лёгкой, почти торжествующей улыбке.
– Твою мать, Илона! Ненавижу тебя! – вырвалось у меня от ярости.
Представляю, как я выглядела: растрепанная, с горящим от жара лицом, обнимающая! Сама обнимающая того, кого ненавидела всем сердцем.
– ААА! – гнев требовал выхода, и я, схватив чашку с кофе, швырнула ее в стену.
А после вылетела из комнаты, впервые чувствуя себя действительно непонятно кем с пониженной социальной ответственностью.
21
– Все, истерика закончилась? – Илона постучала ко мне в комнату через пол часа, когда я успела принять холодный душ и немного успокоится. Злость, которую я чувствовала, еще кипела внутри, но я уже успела ее немного потушить.
– Иди в задницу, - огрызнулась я, расчесывая мокрые волосы.
– Пошли, погуляем, - она не обратила ни малейшего внимания на грубость. – Не психуй, Кир сейчас у себя.
– Мне вообще плевать где он, лучше всего если пойдет и утопиться в озере!
– Там рыбы перемрут тогда, а я на обед хочу свежей копченой форельки.
Илона с невозмутимым видом вошла в комнату, словно абсолютно уверена, что я уже отошла от недавнего взрыва. Её спокойствие только подливало масла в огонь, но я старалась сдержаться, сосредоточившись на расчесывании.