Игры Бессмертных
Шрифт:
Эверетт, если бы его хоть раз спросили какую карьеру он хотел сделать, не выбрал бы военную. Но его не спрашивали. Его увлечение науками, алхимическими экспериментами и растущая на глазах личная библиотека только тревожила и раздражала отца. По мнению графа Шеферда, оборотню не пристало совать нос в эту исконно людскую стезю. Возиться с книгами и склянками как эти плешивые алхимики? Мещанская забота! Только время тратить!
Оборотни были мастера в том, чтобы воевать и убивать, от Эверетта ждали, что он не посрамит фамилию и сделает военную карьеру. Он не посрамил и сделал. С кампании в Батурских горах— местной военной
Эверетт добился приличествующих успехов во всем, за что бы его ни заставляли взяться и только одно в последнее время выводила графа Ричарда из себя.
— Когда ты уже заделаешь кому-нибудь волчонка, черт побери?! — бушевал отец, когда они ехали в экипаже из дальнего поместья в столицу. Увы, проселочные дороги в графстве Мотавийском все еще были в таком плачевном состоянии, что проехать на автомобиле тут было невозможно. Приходилось трястись по старинке, на перекладных. — Сколько можно ждать? Тебе двадцать! У Хэла в восемнадцать уже был от человеческой женщины. В двадцать он уже выбрал волчицу. Ты должен понимать ответственность перед стаей! И вообще, чем дольше ты тянешь, тем сильнее риск.
— Милый, — мать ласково положила руку на бицепс отца. Они сидели рядом на одной стороне экипажа, Эверетт валялся с книжкой на другой. Устало уронил ее на лицо и вздохнул. В последнее время эти разговоры нескончаемым потоком лились ему в уши.
— Ты должен продолжать фамилию, черт побери! Империи нужны сильные волки!
— Чтобы воевать, ага… — пробормотал он.
— Чтобы защищать страну и корону!
— Милый, ну будет.
— Ты хоть раз после того случая был с женщиной? — продолжал бушевать отец. — Ретт! Я с тобой говорю! Сколько раз ты был с женщиной после того случая?
Эверетт захлопнул книгу.
— Матерь сущего, так это правда… — отец покачал головой.
— Милый! — в голосе матери прорезалась сталь. Отец замолчал.
— Ретт, отец прав, — ласково заговорила она. — Да, случаются недоразумения, но это не значит, что они будут и дальше. Ты был молод, взбудоражен и мертвецки пьян. Ты не виноват…
— А кто виноват? — Эверетт холодно посмотрел на родителей.
— Ретт…
— Или этот разговор заканчивается, или я бегу рядом с каретой до самой Рейны! — отрезал он. Родители замолчали. Все уставились в окна, Ретт уткнулся в книгу.
Когда он вошел в возраст, отец стал покупать ему, как и всем прочим волкам стаи, девчонок, что продавали свое право первой ночи. Традиционно в кругу аристократов считалось, что не пользованные, чистые женщины — это безопасно и более допустимо, чем простые шлюхи из борделей. А еще это было полностью законно и поощрялось в их стране. У каждой безродной девчонки был капитал — ее первая ночь. Раньше знать просто забирала это как само собой разумеющееся, а императрица Валерия, бабка нынешнего императора, ввела строгий закон. Теперь первую ночь можно было только купить если девушка сама пожелала ее продать.
Волки были моногамны и составляли пару на всю жизнь. С волчицами, разумеется. Но сбрасывать пар и зачинать детей с жидковатой, но все же волчьей кровью можно и нужно было и с человеческими женщинами. Первую отец купил ему в восемнадцать. Потом были
В первый раз юного оборотня всегда страховал старый опытный волк, чтобы убедиться, что юноша контролирует себя и не превратится в зверя. Волчьей страсти человеческие женщины не выдерживали и иногда случались страшные истории, которые все стаи страны пыталась замять.
Но присутствие во время секса наблюдателя и случаи, когда девушки получали раны или того хуже погибали, распространили по всей стране грязные слухи, что оборотни устраивают оргии и жрут девственниц вместо десерта.
Первая девушка Эверетта была блондинкой. Ему нравились блондинки. Он не спросил ее имени, к чему ему вообще эта информация? Она разделась в его комнате и легла на живот в его постель. Белая, голая… Такая хрупкая, и такая непохожая на парней-волков, с которыми он проводил все свое время. Волчицы воспитывались обособленно, чтобы избежать случаев случайных нерушимых волчьих союзов, которые теперь, когда Шеферды были графами, стали неприемлемы. Политические браки добрались и до оборотней.
Линии девичьего тела были округлые, мягкие и Ретт почувствовал себя неловким чурбаном, когда коснулся ее спины, забираясь следом. Он оробел на мгновение, но тут же одернул себя и собрался.
Руки у него дрожали, когда он развел ее бедра, взгляд мутился желанием. В углу комнаты стоял и наблюдал старейшина стаи, готовый оттащить его, если что-то пойдет не так.
Эверетт сжал зубы, и все сделал спокойно, отстранено и четко. Девушка под ним лежала тихо-тихо, только пару раз вздрогнула и всхлипнула. Она не хотела его и это было ясно как божий день, но тогда Ретту было на это наплевать. Он хотел узнать что это такое — взять женщину и собственные ощущения а еще страх потерять контроль занимали все его мысли.
Это было… приятно, хорошо, волнующе… Но ничего особенного, кроме самого ощущения «это происходит! Оно самое!» если подумать. И он полностью контролировал себя, никакой даже малейшей трансформации.
Когда он закончил, отдышался и слез с постели, к нему подошел старейшина. Похлопал по плечу.
— Отлично, Ретт. Молодец, — сказал он негромко. — Я больше тебе не нужен.
Ретт порадовался, что справился. Что все у него получилось. Ему пророчили сложности, ведь волчья кровь в нем проявилась очень ярко, он был очень сильным оборотнем и у таких частенько бывали… сложности с человеческими женщинами.
Когда старейшина ушел, Ретт услышал какой-то звук с кровати. Девушка слезала прочь, пытаясь прикрыться покрывалом.
— Лежи. Мы еще не закончили, — приказал Ретт. Она глянула на него — в глазах стояли слезы — и покорно легла обратно, всхлипывая очень тихо, человек бы не услышал, но Ретт не был человеком.
— Тебе больно? — Ретту вдруг стало любопытно.
— Нет, ваша светлость.
— Тогда почему ты плачешь?
— Простите, ваша светлость.
Ретт подошел и хотел погладить ее по спине, чтобы ощутить бархат кожи, но она дернулась и сразу замерла. Он не желала его прикосновений. Ничего она от него не хотела. И Ретту стало… не по себе. Обидно даже. Он разве был жесток? Он заплатил и не был с ней груб.