Игры богов
Шрифт:
– Да ну что ты, – махнул на него рукой царь Алмаза. – Кому в рожу? Выпить всем вместе нужно, отметить. Семивратца, кстати, похоронить…
– Да, – кивнул Северянин, – урод был, конечно, но не дожить до победы всего один день…
Северянин поцокал языком.
– Этот Жеребец так некстати появился… – сказал Северянин.
Остальные покивали – в том смысле, что да, жаль. Хотя… Если кто от всего этого выиграл, то только Хитрец.
– Нет, ну правда, – сказал царь Дельты, – он вначале захворал, заключил договор с Семивратцем… А потом вдруг выздоровел, а бедняга Семивратец –
Да, согласились все.
Хитрец сообразил, к чему ведется разговор, но от него уже ничего не зависело.
– Слышь, – сказал Северянин, – ты вот так здорово в договорах и законах разбираешься… Скажи – уже все, уже мы от обета свободны?
Хитрец хотел что-то ответить, но его опередил царь Алмаза:
– Конечно. Все. Город взят. Никто никому больше ничего не должен.
– Разве что, – сказал Северянин, – вернуть то, что задолжали.
Хитрец попытался выскочить из круга, но толчком в спину его вернули в центр. Он схватился за меч, но оружие из руки выбили.
– Не нужно! – выкрикнул Хитрец, получил по зубам и упал.
– Предводитель? – осведомился царь Алмаза и ударил ногой.
Хитрец завыл, не столько от боли, сколько от ужаса и обиды. Он не учел этого. Он забыл, что взятие города делает его беззащитным. Слишком увлекся. А они дождались своего момента. Дождались, и вот теперь…
Это были не цари и вожди. Это были обычные мужики, которые слишком долго терпели выходки сопляка. И били они его вовсе не за то, что он собирался с ними со всеми сделать. Этого они не знали и не могли себе представить. Били царя Заскочья именно за то, что он позволил себе выделяться, был не таким, как они.
– Больно? – спросил Северянин.
Хитрец не мог говорить. В груди жгло, рот заполнился кровью.
– Уже все, – сказал Северянин. – Больше больно не будет.
Нож вошел под нижнюю челюсть Хитреца.
– Теперь что? – спросил царь Алмаза.
– Как договаривались. – Северянин вытер нож об одежду Хитреца. – Его и три десятка его жмуриков грузим на корабль. Охраны в лагере нет, все в городе. Мои отведут его подальше и пробьют дно.
– Красивую сказку придумают поэты, – сказал повелитель Синего острова. – Наш Хитрец собрал верных людей и отправился в долгое плавание. Лет на десять.
– А что? – кивнул Северянин. – Семьи у него нет, можно и попутешествовать.
– Или скажем, что он улетел в крылатом корабле?
Это предложение было с некоторым сожалением отвергнуто. Никто не поверит. Нет таких дураков, чтобы верить в светящиеся летающие корабли.
– Ну, вот и все, – сказал царь Алмаза, когда тела унесли к кораблям.
Лично он по возращении собирался наведаться в Заскочье, раз уж там отсутствовал царь, но вслух он об этом, естественно, не говорил. Человек семь из предводителей союзников помельче прикидывали то же самое, а остальные взвешивали, не заявиться ли в Семивратье. Лучше, конечно, было бы посвататься, но все были женаты.
Из города потянулись войска,
– Все, – повторил царь Алмаза. – Теперь – все.
Глава 11
Бес молчал все время, пока они добирались до Острова. Мастер и Бродяга о чем-то тихо разговаривали – Бес не прислушивался. Еще недавно он был уверен, что удивить его трудно – почти невозможно. Он вместе с богом пил, ел и воевал. Он мог высказать богу прямо в глаза все, что думает. И то, что к этому богу он относился с уважением, вовсе не означало, что Бес будет подобострастно гнуться перед остальными. Да, говорил себе Бес, Бродяга заслужил мое уважение. Заслужил. А остальные…
Светящийся корабль был лишь первым ударом. Он напрочь выбивался из обыденной жизни, был порождением Силы, ее воплощением. Даже воздух вокруг него, казалось, был пропитан Силой. Или это так и было на самом деле.
Потом появился Мастер. Бог.
Бродягу первоначально Бес не воспринимал как бога, и это помогло потом свыкнуться с мыслью, что мужик, сидящий напротив, по другую сторону костра, – бог.
Мастер – это бог с самого начала.
Бог, храмы которого он видел по всему миру. Бог, которому поклоняются тысячи, без жертвы которому не обходится ни одно строительство, ни одна кузница или мастерская.
Бес, естественно, не выдал своих чувств. На лице его намертво было приклеено выражение уверенности и спокойствия. Но чего эти спокойствие и уверенность стоили Бесу!
Хорошо еще, что темнота скрывала землю внизу. Достаточно было и того, что свет корабля отражался от неба. Бес присмотрелся. Твердь. Вашу маму…
Звезда действительно была похожа на надраенную медяшку. Или на золото. Золотой гвоздь, вбитый в небесную твердь.
Момент преодоления тверди Бес не заметил. Просто вдруг небо стало другим. Тысячи звезд. Бес потрясенно замер, глядя на небо. Настоящее небо, то, о котором рассказывал Бродяга. Звезды притягивали к себе. Они были живыми.
Корабль летел над морем, и звезды отражались в воде.
Бесу захотелось, как в детстве, вскочить на ноги и закричать, размахивая над головой руками. Просто так закричать, от переполнившей грудь радости. От восторга. Оттого, что жизнь прекрасна! Удивительна! Великолепна!
– И человека с собой потащишь? – громко спросил Мастер.
– А что? – Бродяга оглянулся на Беса.
– Ты бы хоть переодел его во что-нибудь менее вонючее. – Мастер посмотрел на Беса с явным отвращением.
– Я и сам… – начал Бродяга, но Мастер нарисовал в воздухе какую-то простенькую фигуру, и Бродяга замолчал.
Одежда, снятая с убитого патрульного, превратилась на нем в нечто сияющее белизной и свежестью.
– Бес – со мной, – сказал Бродяга.
– Как хочешь, – усмехнулся Мастер. – Гадостью больше, гадостью меньше…
Корабль остановился. Бес осмотрелся и вздохнул. Красиво. Гадостью больше – гадостью меньше.
Корабль стоял на берегу, у самой кромки прибоя. Неба видно не было – какая-то зеленоватая дымка окружала весь Остров. Бесу показалось, что мельчай-шие иголочки тычутся в него со всех сторон.