Игры для взрослых мальчиков

ВИН Александр

Потом они опять молчали.

Домашний берег приближался.

Капитан Глеб незаметно улыбнулся в поднятый ворот куртки. Парня необходимо было встряхнуть.

— Сколько сейчас времени?

Бориска растерялся от неожиданного вопроса.

— Я… это… У меня часы там… в рюкзаке. Чтобы не замочить. Я положил их в кармашек. Это неправильно?

— Неправильно то, что ты не умеешь определять время без часов.

— А как это?

Мальчишеское любопытство начало осторожно выглядывать

из-под грубого панциря обиды.

— Как, как…

Чтобы помощник не подумал, что он подлизывается, Глеб продолжал ворчливо.

— Когда у нас соревнования в крепости?

— По плану в семнадцать ноль ноль.

— Успеваем?

— Не знаю…

— Ниняю!

Глеб смешно передразнил его, и Бориска впервые за последние сорок минут улыбнулся.

— Учись.

Поводив из-под приставленной ладони пристальным, «капитанским» взором по горизонту, Глеб Никитин озабоченно приложил указательный палец к деревянному дубовому планширю борта, что-то пошептал про себя, еще раз, для верности взглянул на солнце, на тень от пальца на борту и уверенно обрадовал собеседника.

— Успеваем! Сейчас шестнадцать часов пятнадцать минут. Движемся по графику.

— Не-е, наверно, еще и четырех-то нет! Как ты мог без часов-то время определить?! Колдовал чего-то…

Бориска был готов поклясться, что за все время нахождения в его шлюпке капитан Глеб ни разу не смотрел на свои часы.

— Старая штурманская болезнь.

Не отрываясь от румпеля, Бориска нагнулся вперед и без спроса завернул рукав ближнего к нему Хиггинса. Нахмурил выгоревшие брови, пошевелил губами.

— А на сколько датское время от нашего отличается?

Смеясь, Глеб ответил. Бориска еще немного что-то повычислял в своем уме и расплылся в широченной улыбке.

— Ух, почти точно угадал! Сейчас восемнадцать минут пятого! Как это ты, Глеб?!

— Штурмана, даже старенькие, даже которые на пенсии, время не угадывают, а определяют. Компренде?

— А меня научишь?!

— Ка-нечно!

Мир был спасен. Нехитрым способом и не самым злым обманом радость и хорошее настроение были возвращены в истерзанную младенческую душу.

На крепостной дороге Глеб нарочно сделал так, чтобы они с Бориской ненамного отстали от общей компании.

— Пояснить можешь, почему Хиггинс так яростно бросился тебя защищать на острове? Приставал он к тебе?

— Чего?

— Ну, в губы целоваться не предлагал по-дружески?

— Нет, что ты, Глеб! Он же просто так! Джон хороший! А знаешь, какой он парикмахер, настоящий мастер! Мы с ним разговаривали на эту тему, я про папу моего ему рассказал, про его работу, и где я учусь, вот Джон и обрадовался. Конфеты мне оставлял, когда мы все вместе завтракали. Вот и все…

— Мастер, говоришь…

Легко улыбнувшись, Глеб Никитин сильно, по-дружески, хлопнул мальчишку по спине.

— Конфеты —

это хорошо. Но если этот куафер не в ту сторону руки распустит, то я ему все ноги враз выдергаю. Обещаю. Так и переведи мое пожелание своему коллеге. О'кей?

— Загляну и в милицию.

— Они еще ничего не знают? Ты им не звонил?

Нервничая, Ян кусал губы.

Истинная причина сильного волнения Усманцева-младшего пока еще оставалась загадкой для Глеба. Спрашивать об этом парня было преждевременно, а бессмысленно гадать он просто не хотел.

— Погоняй их как следует по полосе препятствий. Спать будут крепче — тебе же меньше забот.

— А ты, вообще, куда еще, кроме милиции-то… К своему Робинзону? Проверить, как там у них дела?

— Почти. К Пятнице.

Заведенная «техничка» стояла у крепостных ворот.

— Глеб!

Тот, кто его окликнул, вышел незаметно из-за кузова машины. И, судя по всему, специально ждал окончания их разговора с Яном.

— Сейчас уже вечер. Ты же уезжаешь по личным причинам? Я тоже хочу.

Тиади издевался, но был бледен.

— Мне тоже нужно очень.

Бельгиец был жалок в своих напрасных разговорах. Глеб в очередной раз внимательно посмотрел на него.

— Я просил тебя помогать мне… Ты помнишь еще об этом?

— Но ведь Ян уже здесь и очень хорошо командует!

На той же терпеливой ноте капитан Глеб продолжал.

— Повторяю еще раз. Когда я уезжаю из лагеря — ты остаешься здесь. Без обсуждений. Наш Ян еще не пришел в себя после смерти отца. А Бориска — мальчишка.

— Но мне нечего здесь сейчас делать! Я заплатил деньги не за тюрьму! Я хочу делать то, что мне нравится!

Тиади отшатнулся от протянутой к нему руки.

— Я хочу…

— Все, я сказал!

Глеб рявкнул в лицо бельгийца негромко, но ничуть не скрывая своего значительного бешенства.

И снова увидел истерику.

Мгновенно вспотев, Тиади громко задышал, задрожал поднятыми к подбородку руками и скрюченными пальцами.

— Это нечестно! Неправильно! Я знаю — ты едешь к своей женщине! Ты сегодня будешь с женщиной, а мне нельзя?! Ты, ты…

Глеб пристально посмотрел на мелкие пузырьки пены в уголках красных губ.

— Приятель, ты подозрительно точно осведомлен о моих стратегических планах.

И, шагнув в сторону от Тиади, обернулся на того уже с усмешкой.

— Все гораздо проще, чем ты себе тут напридумывал. Наша команда «Джин» проиграла, а у меня сегодня совсем нет настроения мыть общую посуду. Поэтому и уезжаю.

Тишина. Тихое ожидание чего-то…

Свет большого низкого абажура отодвинул в дальнюю темноту пустые ненужные концы стола. Тикали смешные железные часы на стене, щелкали редко и глухо короткие березовые полешки в камине.