Игры сердца
Шрифт:
С этими словами он скрылся в подъезде.
– Я пиджак наверху забыл, – сказал Даниил. – Жалко.
– Почему жалко?
Нелька обернулась. Она думала, что он ушел, и обрадовалась, услышав его голос. Хоть она была не из пугливых, но все-таки ей стало не по себе оттого, что она осталась одна на ночной улице, по которой вовсю шастает шпана. Мало ли чего каким-нибудь придуркам захочется на этот раз! Может, не только водки.
– Потому что ты замерзла, – ответил Даниил.
– Разве? – удивилась она. И тут же поняла, что это правда. В самом деле замерзла, только не замечала этого из-за всяких
Наверное, ее вопрос прозвучал как-то глупо, потому что Даниил улыбнулся. Впрочем, улыбка у него была такая, что стоило сглупить, чтобы ее увидеть. Не на губах, а в глазах, вот какая.
– У тебя нос красный. И уши.
Без всяких возвышенных чувств он, оказывается, за ней наблюдал! И как он, интересно, разглядел ее уши?
– И ничего не красный! – фыркнула Нелька и закрыла нос рукой.
– Как медведь, – сказал Даниил.
Глаза у него теперь даже не улыбались, а просто хохотали.
– Почему как медведь? – удивилась Нелька.
– Белые медведи, когда охотятся, то нос лапой закрывают. Чтобы их на льду не видно было.
– А ты откуда знаешь? Ты белых медведей видел, да?
– Я не видел. – Ей показалось, что он немного смутился. – Мне один парень рассказывал. Мы с ним вместе в больнице лежали, ну и трепались от нечего делать.
– А где это было?
Нелька подумала, что если бы, например, она лежала в больнице, то вряд ли ее соседями по палате оказались бы люди, которые что-нибудь знают про повадки белых медведей.
– В Петропавловске-Камчатском.
– Где полночь? – засмеялась Нелька.
– Именно.
Он тоже улыбнулся. Он не отводил от нее глаз. От этого у Нельки по сердцу бежал веселый холодок. Хотя вообще-то не было ничего особенного в том, что мужчина не отводит от нее глаз. Она к этому привыкла и удивилась бы, если бы он повел себя иначе.
– А почему ты лежал в больнице? – спросила она.
– А ты, наверное, думаешь, что я с вулкана упал и меня лавой облило?
Он тоже отвечал вопросом на вопрос. Это ей почему-то нравилось. Получалось, что за ее обыкновенными вопросами открывается что-то не очень обыкновенное.
– Ага! – засмеялась Нелька.
– Зря думаешь. Просто селедки тухлой наелся, и ее даже мой луженый желудок не переварил.
– Как-то ты не похож на вулканолога, – хмыкнула Нелька.
Тут он расхохотался уже не глазами, а просто в голос.
– Ни тумана, ни запаха тайги? – заметил он, отсмеявшись.
– Ну вообще-то да… – смутилась она.
Он хотел что-то ответить, но не успел – дверь подъезда открылась, и вышел Олег.
«Жалко!» – мелькнуло у Нельки в голове.
Только на секунду мелькнуло, потому что очень уж хотелось узнать, что же Даниил все-таки собирался ей ответить. Но уже в следующую секунду она встретила взгляд Олега и поняла, что ничего ей больше не хочется… В глазах у него стояла такая страсть, что у Нельки даже зубы свело.
«Больше нам никто не помешает, – говорили эти глаза, говорила эта страсть. – Я от всех ушел, чтобы быть с тобой. Я хочу быть только с тобой, и больше мне никто не нужен!»
– Вот и все, – проговорил Олег. Нелька увидела, как губы у него становятся сухими, прямо вот сейчас становятся, когда он говорит это ей, когда смотрит на нее. – Пойдем,
– Да, – сказала она и шагнула к нему.
Он тоже шагнул ей навстречу, и они остановились в полушаге друг от друга. Ее макушка еле доставала до его широкой груди.
– Пойдем, – повторил Олег.
Они уже отошли от дома, когда Нелька вспомнила, что не попрощалась с Даниилом. Даже странно, что она это вспомнила, вообще-то ей ни до кого сейчас не было дела.
Она оглянулась. Улица была пуста и темна. Он исчез так же незаметно, как появился.
Олег взял Нельку под руку, и они пошли рядом, все убыстряя шаг.
Глава 12
Когда в Мурманске, как только они вошли в порт и к ним на корабль поднялось множество людей, Иван читал газеты, в которых на всех языках и в самых восторженных тонах рассказывалось про их полярную экспедицию, про погружение на дно Ледовитого океана у Северного полюса, – то можно было подумать, что готовилось это мероприятие на самом высоком государственном уровне. В действительности же оно было частной инициативой двух десятков людей. То есть, конечно, все они были сотрудниками Государственного института океанологии, и исследовательское судно «Академик Федоров», и глубоководные спускаемые аппараты «Мир» принадлежали институту. И ледокол «Россия», который прокладывал им путь во льдах, тоже был придан им государством.
Но всего этого могло и не произойти, если бы это не оказалось необходимо именно что двум десяткам частных лиц, которые все это погружение и затеяли.
Почему они это затеяли, исчерпывающе сформулировал их метеоролог Игорь Леонтьев.
– Да ладно, чего тут объяснять? – сказал он, когда в первый день после окончания экспедиции все слонялись по судну со странным чувством счастья и опустошенности. – Поколения через три никто и вопроса такого не задаст. Всем все будет понятно – что мы сделали и для чего. А может, и не через три, а даже через два поколения смысл для всех засверкает.
Этот смысл сверкал для Ивана уже и сейчас, как сверкал, наверное, и для всех, с кем он работал на полюсе. И объяснений, для чего они затеяли эту экспедицию, никому из них не требовалось.
Но теперь, по ее окончании, Иван вместе со всеми ее инициаторами расхлебывал неизбежные последствия всякой инициативы, которая, как известно, наказуема как раз тем, что по ее результатам требуется составить горы отчетов. От того, что эти горы высятся не на бумаге, а на мониторах, суть дела не меняется.
Составлением отчетов Иван и занимался вот уже третью неделю, с тоской поглядывая в окно лаборатории, и дурацкие мысли мелькали у него в голове при каждом таком взгляде – что хорошо бы сейчас превратиться в птицу да и полететь над Москвой, кувыркаясь в воздушном океане, и лететь бы долго, до океана настоящего, а там превратиться в рыбу и нырнуть в его синюю могучую глубину…
Думать таким детским образом взрослому человеку было глупо и даже стыдно. И потому этот взрослый человек поскорее отводил взгляд от окна к экрану, где громоздились таблицы его отчета о количестве погружений и о прочих делах, которые в жизни были жгуче интересны, волновали его и радовали, а в отчетном изложении казались невыносимым занудством.