Игры сердца
Шрифт:
– Добрый день, – сказал Иван.
Он не знал, как ему называть этого человека, на «ты» или на «вы».
– Здравствуй, – сказал тот. – Проходи.
Иван вошел в квартиру – очень просторную, всю просторную, насквозь. В квартире стояла тишина. Не похоже было, что здесь есть еще кто-нибудь, кроме них двоих.
– Как мама? – спросил хозяин.
Вот это был вопрос! Иван даже оторопел на мгновенье от такого вот первого вопроса. А в следующее мгновенье понял, что с трудом сдерживает смех.
– Спасибо,
Ему стало легко. Ему просто стало весело после того, как этот человек вот так вот спросил.
Они прошли в большую комнату с таким же большим балконом. С балкона был виден в жаркой осенней дымке весь город – золотой купол мечети Омара, черный – храма Гроба Господня, серые камни Стены Плача.
Все, что можно было сказать об отношениях народов с Богом, было видно из этого окна.
«Ну да, точно, город трех религий», – мелькнуло у Ивана в голове.
От растерянности, конечно, мелькнула такая отвлеченная мысль. Все-таки он был страшно растерян.
Но поведение… этого человека было подчинено такой абсолютной естественности, что собственная растерянность уже не раздражала Ивана и не тревожила.
Наверное, где-то работал кондиционер, потому что в комнате было прохладно. После жаркого уличного воздуха Иван с облегчением почувствовал, как остывает его голова. И ногам приятно было ступать по светлому каменному полу.
– Садись.
– Спасибо.
Иван сел на диван, покрытый карминным марокканским покрывалом.
«Как его называть? На „ты“ неловко, на „вы“ как-то… странно».
– Называй на «ты», – сказал хозяин. – Дан, «ты». У нас здесь на «вы» вообще не называют. Просто нет в языке.
Акцента в его русском языке не было, но была легкая неправильность в расстановке слов – такая, которая появляется у людей, отвыкших от русской речи, но не забывших ее.
– Хорошо, – кивнул Иван.
– Хочешь выпить?
– Ну, можно, – пожал он плечами.
Ему показалось, что хозяин улыбнулся. То есть улыбка на его лице не появилась, но что-то неуловимо изменилось в глазах, и от этого возникло ощущение улыбки. Вообще же внешность у него была такая… отстраненная. Он был сдержан в жестах, сухощав. Коротко остриженная голова серебрилась сединой, но выглядел он моложе своих лет. Сколько ему теперь, за шестьдесят?
Он принес, держа между пальцами одной руки, несколько бутылок – виски, коньяк. Бутылки запотели; наверное, он достал их из холодильника. Во второй руке у него было медное блюдо, на котором лежали помидоры, белые лепешки-питы и сыр.
– Что будешь пить?
– Виски, – сказал Иван.
– Я тоже.
Они выпили в молчании, без тоста.
– Расскажи мне про нее, – сказал хозяин. – Как вы жили эти годы?
Что и говорить, умел он задавать вопросы! Иван
Но ничего этого он говорить не стал.
– Я думаю, мама вас… тебя любила, – сказал он.
Ему вдруг показалось, что именно это он и должен сказать. Сразу сказать.
– Она не вышла замуж?
В его голосе не изменился ни один тон. Не надо было обладать музыкальным слухом, чтобы это понять.
– Нет.
– Жаль.
– Почему жаль?
– Наверное, она не чувствовала себя счастливой из-за того, что не вышла замуж.
– Не знаю, – пожал плечами Иван. – Я не замечал, чтобы ей этого хотелось.
– Да. – В его глазах, а на этот раз уже и в голосе снова мелькнула улыбка. – Если бы Неля хотела этого, то это и сделала бы. У тебя есть ее фотография?
– Нет.
– Я хотел бы увидеть хотя бы ее лицо.
Это прозвучало довольно двусмысленно. Впрочем, может быть, просто из-за все той же речевой неточности.
– А ты не боишься увидеть ее лицо через тридцать пять лет? – усмехнулся Иван.
– Нет.
Он ничего не добавил к этому и ничего не объяснил. Но это как раз было Ивану понятно: он и сам не любил излишних объяснений. Смешная присказка: «Если надо объяснять, то не надо объяснять», – казалась ему вполне разумной.
– Неля написала, что ты океанолог.
– Да.
Он впервые улыбнулся не глазами только, а обычно, как все люди улыбаются.
– Это хорошая профессия.
– Да, – согласился Иван.
– Ты в ней не разочарован?
– Нет.
– Долго здесь пробудешь?
– Послезавтра отплываем. Завтра я должен вернуться в Яффу на судно.
– Ты мало успеешь увидеть в Иерусалиме. Это особенно для тебя жаль.
– Почему особенно для меня?
– Потому что этот город воспламеняет воображение. Если оно есть.
– Откуда вы знаете, что у меня оно есть? – усмехнулся Иван.
– Я знаю по себе.
Впервые он обозначил связь между ними. А Иван только сейчас догадался, что сам он чувствует эту связь с той минуты, когда увидел… его. Этого человека.
Он смотрел на него, и ему казалось, что он видит себя. Как в зеркале, но в каком-то особенном, необычном. В этом странном зеркале Иван видел себя без тех черт, которых не хотел бы в себе видеть. Да, именно так! Он обрадовался, когда это понял.
В лице… этого человека была та твердость, которая дается не самодовлеющим упорством, не пустой тренировкой характера, а лишь сознанием того, что ты делаешь какое-то необходимое дело, притом безусловно необходимое, и не только тебе.