Илимская Атлантида. Собрание сочинений
Шрифт:
– А как вы, Иван Андреевич, предлагаете?
– Я? – Председатель не нашелся, что ответить, долго молчал, задумчиво смотря на красную скатерть стола, гладил ее шершавой ладонью. Люди, затаив дыхание, не мешали ему думать.
– Знаешь, Александр Павлович, – наконец собрался с мыслями Зарубкин, – будь моя воля и власть, перенес бы я нашу деревню на новое место целиком, все дома и постройки, переселил бы всех сельчан, поставил бы ее у реки, в крайнем случае, на берегу вашего моря, но название ей бы не менял. Это как имя человека – дается на всю жизнь.
– Ты как сказку
– Очень жалко, что такое только в сказке бывает. Не могу знать, кто такие законы придумал, но нам на части делиться никак нельзя, мы ведь едины. Это как тело человека на кусочки разделить – и не будет человека.
– Как это, Иван Андреевич, вся деревня – одна семья, все – родственники? – удивился Александр.
– Да, вся деревня. А ты, Александр, что, не заметил, что у всех одинаковая фамилия? Только жены из других деревень, а мужской род один. Вот ты говоришь: старикам-пенсионерам отдельную городскую квартиру, – все более распалялся председатель, – а он к ней привыкать будет до самой смерти и не привыкнет. Много там особенностей: как включить электроплитку – вопрос, унитаз шумит, как паровоз, подвала нет – где же кладовую оборудовать? Холодильник – мечта молодых, запись на очередь – тоже очередь, потом жди годы, когда она подойдет, когда этот холодильник сделают. Многим старикам не дождаться. Да и сама квартира, чего говорить, – клетка, ни воздуха нет, ни простора. А в деревенском домище всем места хватает, а тут ни бани, ни погреба.
– Иван Андреевич, я ведь законы не пишу. Что есть, то и предлагается. Да и война разрушительная не так давно отгремела – не мне тебе напоминать, – резонно оправдывал ситуацию молодой начальник.
Председатель, вспомнив военные годы, посуровел, склонил голову, согласился с доводами специалиста, годящегося ему в сыновья. Сначала согласно покачал головой, потом помотал ею из стороны в сторону, как будто отрицая свою же мысль.
– Да, я понимаю. Только трудно понять мне, что в великой Сибири места не найдется для нашей деревеньки.
Александр не ответил, спорить с Иваном Андреевичем об этом не стал. А тот продолжал трудную тему, выражая силой голоса силу своих переживаний.
– Александр Павлович, ты там нашей власти расскажи о нашей просьбе. Ежели нас деревней не перевезут в любое место, то мы порознь не поедем. Вообще никуда не поедем, – с нажимом на последние слова вынес свое решение председатель.
Александр обвел взглядом лица людей, затененные сизым дымом от самокруток, люди доверчиво и пытливо смотрели на него, как на человека ответственного.
– Конечно, про вашу просьбу скажу, но нет этого в законе, чтобы целиком деревни на новое место переносить. Это прямо-таки археологическая операция какая-то будет. Сложно, дорого, нерационально.
– Так пусть выпустят такой закон, – опять встряла в разговор Фекла.
– Тише ты, чего кричишь, и так все слышно и понятно, – утишила ее соседка.
– Будем ждать, так и передайте, – выкрикнув еще громче, подвела черту под заседанием борющаяся за справедливость Фекла.
Расходились затемно, по дороге толкуя о новых местах,
– Одно хорошо, сельчане не отвергли категорически переезд, не обрадовались ему конечно, но начали обдумывать ситуацию, которую не по их силам переменить, – подумал Александр.
Вечером в доме председателя, отпивая чай из граненого стакана с подстаканником, Александр спросил:
– Иван Андреевич, а если не разрешат переезд, как вы хотите, что делать будете?
– Плохо конечно, если не разрешат, что-нибудь придумаем, нельзя нам порознь. Войну пережили вместе, зачем сейчас-то нас разрывать по живому.
С этими словами надолго задумался председатель о том своем, что никогда в его жизни не отделялось от государственного. Его судьба и судьба страны – для него едины.
Река Илим – великая река, жизненно важная артерия в организме России. До окончания строительства Московского тракта – это основной путь на Восток, вглубь Сибири, к берегам Тихого океана. По Илиму шли лодки, дощаники, струги Ермака, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, многих переселенцев и изыскателей. А славный град Илимск появился на географических картах до возникновения Иркутска. Он развивался как самостоятельное воеводство, как центр пушного промысла, пашенного земледелия, важный пункт на путях движения людей и грузов в Восточную Сибирь, Монголию и Китай. Илимск – это история России, сотканная из многих славных побед и известных имен.
Илим, как и деревня Зарубкина, располагающаяся в его устье и состоящая из одних родственников, тоже имеет множество речек-родственниц, которые справа и слева по течению впадают в его мощный поток, направляющийся к Ангаре. А та, капризница-красавица, не желая смешивать свою прозрачную, мягкую воду с илимской, тяжелой, известковой, медно-красной, много повидавшей на своем пути, устроила Симахинскую запруду. Однако с Илимом не поспоришь, не укроешься за порогами. Он прорвался к Ангаре шумно, каменистую преграду преодолел, дробя ее на мелкие камни, сам дробясь в брызги. Это самый большой и самый мятежный приток Ангары.
Александр Павлович, работая землемером, не раз проходил этот порог, направляясь в ангарские деревни Невон, Кеуль и Ката. У него и сейчас перед глазами стояла завораживающая картина природной мощи, неподвластной человеку. Какая-то неведомая сила изгибала Илим, бросала его на огромные валуны, рассекающие водный поток. Здесь все бурлило, пенилось, брызгало и шумело. И виденная однажды эта картина оставалось в памяти навсегда, как один из впечатляющих портретов природы.
Проснувшись в доме председателя колхоза, позавтракав нехитрой деревенской снедью, Александр спросил гостеприимного хозяина.
– Иван Андреевич, а лоцман на пороге в Симахина на месте?
– А ты чего, на Ангару собрался?
– Да, на Ангару, у меня дела есть и почты много.
Иван Андреевич, не ответив, задумался.
– Так что – его нет там? – повторил вопрос Александр.
– Вода упала в Илиме, отпросился он на неделю.
В разговор вмешалась жена председателя колхоза.