Илимская Атлантида. Собрание сочинений
Шрифт:
Нет, государственники со своими прожектами не виноваты, они далеко, они теоретики. Виноват тот, кто не прочитал в глазах своих земляков мольбу о милосердии, не услышал крик их сердец о помощи. Значит, виноват только он, сибиряк Александр Бугров.
4
С чувством вины и понимания своих прежних ошибок Александр Бугров остался работать на прежней должности. Сначала хотел все бросить и уйти, уехать в другие места. Потом подумал, что на его место может прийти неизвестно какой сорвиголова, захочет выслужиться перед начальством,
Бугров научился спорить с начальством, отстаивать интересы своих подопечных, которым предстояло пережить самое страшное – увидеть, как сжигают их дома.
В райсовете у заместителя председателя Александр долго отстаивал свой план работ, уговаривал, пояснял, спорил о составе бригад по сожжению деревень.
Иван Перфильевич не понимал перемены, произошедшей в молодом человеке.
– Ну чего ты, не пойму я тебя. Когда деревни сжигали под дно Братского моря, наняли бригады зэков, и все было сделано вовремя, без слез и соплей.
– Но ведь зэки только дома палили, – парировал Бугров, – а я о кладбищах беспокоюсь, и люди переживают, хотят забрать с собой могилы предков. Захоронения обязательно нужно перенести на новое место, чтобы родственники хоть иногда могли наведываться.
– Долго думал, паренек? Это ты мне предлагаешь кладбищами заниматься? Может, по косточке скелеты переносить станем?
– Если понадобится, станем. – Жестко парировал черный юмор начальника Александр. – Вам известно, что в Братске многие оставленные кладбища размыло, и плавали гробы по морю?
– Брось ты ужасы старушечьи повторять. Может, и был один-два таких случая, но нельзя устраивать из них вселенскую трагедию.
– Надо чтобы не было ни одного подобного случая. – Александр продолжал на повышенных нотах разговор с начальником.
– Необходимо бульдозерами хорошо загладить это место, тогда не размоет, – убедительно пробасил «битый» управленец.
– Иван Перфильевич, но это же наши люди! – вскричал Бугров. – Они просят самое необходимое, чтобы по-людски, по совести все было сделано.
– Не бомби меня высокими словами. Не забывай, что есть план, есть деньги под него, и лишние затраты никто нам не позволит. Каждая копеечка на счету, – бил своей «правдой» доводы Бугрова начальник.
– Иван Перфильевич, по затратам я с дирекцией ГЭС договорюсь, а по времени уложимся. Сам контролировать буду – не за счет рабочего дня, а за счет сна и выходных.
– Ишь ты, какой хваткий у нас стал. Председатель райсовета с дирекцией не может договориться, а ты… – Он высокомерно посмотрел
– Я договорюсь, но при этом мои условия надо выполнить.
– Еще и условия? Ты мне ставишь условия? – рявкнул начальник.
– Я решил, что бригаду санобработчиков возглавит зам. начальника милиции Погодаев Николай Васильевич.
– Он-то об этом знает?
– Конечно. А в бригаде будут все местные мужики. Поджоги и перенос кладбища они выполнят бережно и в срок.
– Ой, Александр, загонишь ты меня в гроб раньше времени, – прикрылся банальной фразой начальник и с сожалением добавил:
– Сейчас времени уйма уйдет на определение новых мест захоронений. Везде опоздаем, все задержим, сроки нарушим. Достанется нам всем от… – он пальцем показал в потолок, точно не представляя, от кого могут последовать наказания.
– Да нет же, эти места уже определены, и земли отведены, как и положено по закону.
– А опросы, кто желает перенести, кто не желает, сделаны?
– Иван Перфильевич, все сделано.
– Тогда – вперед. Смотри, не подведи, – с облегчение окончил беседу начальник.
Первая деревня, которая оказалась на пути прогресса, была деревня Бугрово: родина предков Александра, да и сам он провел там немало времени у дедушки с бабушкой. Деревня была красивая, старинная, стояла на высоком берегу. Она была первым опытом регулярной, с учетом особенностей местного ландшафта, застройки. Вдоль реки протянулась одна ее улица, на которой не тесно расположились дома, срубленные надежно, на века, украшенные добротными глухими воротами с козырьками, на них для красоты делался филенчатый рисунок, на каждой створке и калитке разный. По одну сторону от ворот – дом, по другую – амбар, а в глубине – хозяйственный двор с постройками для скота и, конечно, с сеновалом. Деревня казалось похожей на все илимские поселения, однако села отличалась друг от друга. Люди вкладывали в украшение своего быта все свои таланты, душу, любовь.
Александр шел по деревне со щемящим чувством невозвратной потери, с настроением вечного прощания. Вот дом его деда, ему, наверное, больше ста лет. А рам в окнах уже нет, растащили. И смотрит дом на наследника пустыми глазницами окон, жалостливо, с укором.
Подошли соседи. Поздоровались с земляком.
– А вы как здесь оказались? – без привычной улыбки, грустно спросил Бугров.
– Мы приехали для решения дел по перезахоронению.
– Да, да, правильно, – безразличным тоном ответил Александр, думая о том, с чего начинать плановое разорение родного гнезда.
Позвал бригадира.
– С чего начнем, Николай Васильевич? – заторможено спросил Александр.
– Известно с чего, с кладбища, – бойко ответил бригадир.
– Тогда начинайте, – распорядился Бугров, добавив, – без меня.
– Справимся быстро, – сказал Николай Васильевич. – Могилки все подготовлены, осталось старые вскрыть, думаю, до вечера управимся.
– Пожоги единовременно делать будем? – спросил Бугров, осекшись: в горле встал ком, слезы обожгли веки. Он вовремя отвернулся от собеседника, который продолжал рассказ о плане работ.