Иллюстратор-2. Узел творения
Шрифт:
Ужас обуял меня. Я резко остановился, испытующе вглядываясь в глаза демона.
– Гробы… Они никуда не исчезли, – сказал я, закрывая ладонями лицо. – Только теперь они не снаружи, а внутри. Убийственный свет не пробудил ангелов, так?..
– Они рухнули на землю, пали, как только сорвались ледяные цепи. Хрустальные гробы разлетелись на осколки, а взамен их для бессмертных душ устроили новые. Ангелы по-прежнему спят, Камаэль.
– Кто устроил?! Кто не дал им проснуться и использует их тела, схоронив живую аниму внутри?..
– Они, – ответил Сагда. – Они. Скоро ты
И я продолжил следовать за демоном к центральной площади Пангеи по людным, но безжизненным улицам, среди плеяд печальной красоты лиц, под блеклыми очами которых навеки замерла весна. Роем сонных мух они бродили по тротуарам, ведoмые чужими мыслями, – без сомнения, худыми, жалкими, вредящими.
Чем ближе площадь, тем гуще рой, и тем сложнее было выдерживать натиск ходячих умертвиев. Загодя Сагда велел мне накинуть капюшон, что я и сделал, хотя не понимал – зачем.
Так, с надвинутым на брови капюшоном, я бок о бок с демоном миновал мрачные ряды бревенчатых развалюх, аляпистые островки бетона и вышел к высокой горе – так мне вначале показалось, потому что представшее моему взору сооружение отбрасывало гигантскую тень, обрекая городские домишки денно и нощно пребывать во мраке.
Не представлялось никакой возможности подойти ближе, когда пустовавшая доселе площадь разом наводнилась людьми. Горожане тянулись отовсюду стройными рядами, будто движимые единым порывом. Все были облачены в траур, а лица лучились благоговением. Букеты живых цветов выскальзывали из их рук у подножия гротескного монумента – уродливой крылатой химеры, потрясающей не столько размерами, сколь несуразным построением пропорций и форм, кричащих на фоне бездеятельного уныния города. Всё исполнение памятника было противно моему художественному восприятию, и я вместе с Сагдой остался у металлической изгороди, пропуская людской поток, шедший отдать дань химере.
– Вглядись, Камаэль, – шепнул Сагда. – К кому они идут на поклон?
Демон снова пенял на то, что я отказывался видеть.
– Тебе. Они боготворят тебя, Странника, вернувшего свет.
Глава 3. Внутри химеры
– Нет! – громче, чем следовало, вскричал я, пряча под капюшоном глаза. – Это не я!
– Знаю, знаю… – примирительно отвечал демон. – Последний лотос, возродивший его огонь, и Вера, она – Иллюстратор. Но память, их память… толкует об ином. Кто, как не ты, взлетал с арены на могучих белых крыльях? Кого, как не тебя, Освободителя, запомнил народ? И они… Живы одной лишь памятью. Что памятно – единственно верно. Камаэль, Странник, Освободитель, ангел, вернувший свет.
Бессмысленно отрицать – в химере я узнал себя: это мои уродливо непомерные крылья возвышались над площадью, это мой искажённый раздутой рельефностью торс демонстрировали гранитные глыбы.
– Боготворят… – протянул я, в дремучем лесу путаных мыслей не находя ни одной здравой.
Глядя на химеру, мне стало вдруг до омерзения стыдно за свой эффектный побег ввысь с арены Ямы на глазах у сотен зевак, ошеломлённых невиданным зрелищем.
– Боготворят… Почему?.. Когда стоило предать проклятию.
– Как
– Кажется, я начинаю понимать. Ангелы пали, ты говорил, когда земля и небо поменялись местами. И эти мёртвые, бездушные твари, подобно вирусам, заняли тела тех, кто едва очнулся на новых землях среди разлетевшегося вдребезги хрусталя.
– Верно, Камаэль, ангелы по-прежнему дремлют в своих телах, похищенных мертвецами. А по земле ходят «они», и что хуже, «они», сами будучи мёртвыми, шаг за шагом, год за годом медленно, неуклонно убивают всё вокруг, ничего не оставляя взамен. Оглянись! Много ли жизни ты видишь?
Молчание было демону ответом. Необъяснимая, щемящая грусть завладела мной. Вот уж никогда бы не подумал, что буду тосковать по прежней Пангее, мире теней, что являли собой хоть и отражения, но живых, которые в сравнении с восставшими из отбросов Отстойника мертвецами казались цельными, наполненными энергией созданиями.
Моя меланхолия прервалась внезапно и болезненно – плечо сдавила сталь. Повернув голову, я увидел на своём плече латунную перчатку, выше – бесцветный, непроницаемый взгляд рыцаря, а немного в отдалении расслышал глухую, размеренную, исполненную достоинства речь:
– Вот вам бог. Я привёл его. Проводите сиятельного ангела в покои. В общем, как обычно, куда обычно. И, как обычно, без единого звука.
Ничему не научила меня жизнь. Не научила и смерть. Я укорял себя в мыслях, оборачиваясь на знакомый голос. Видно, суть моя – глупость, и призван я служить разменной монетой – не более, раз снова доверился демону и снова позволил вовлечь себя в обман.
Откуда-то появились еще три рыцаря – копии первого, в латунных доспехах, и лица, как броня, неприступны и холодны. Они окружили меня, загородив собою предателя Сагду, и он потерялся из виду, а воины увлекли меня дальше. Их чешуйчатая броня сверкала так ярко, что, околдованный сиянием, я упустил ориентир, а когда нашёлся, едва смог поверить тому, что стою у подножия монумента памяти самому себе.
И ещё сильнее было моё изумление, когда от прикосновения ладони рыцаря часть каменной кладки отделилась, быстро, бесшумно спружинила потайная дверь и копьё рыцаря толкнуло меня внутрь химеры.
– Выше! – скомандовал рыцарь, только я успел узреть впотьмах лестницу, неровными зигзагами ведущую наверх.
– Сегодня он совсем варёный! – сказал другой рыцарь, идущий следом, глядя, как медленно, карабкаясь, я преодолеваю железные ступени.
– Не знаю, что творит с ним жрец, но он от раза к разу всё медлительнее, – отвечал первый.