Иллюзии
Шрифт:
– А разве нет?
– Конечно нет.
– Адам усмехнулся. Над чем он смеялся - надо мной или над тем, что мог показаться кому-то похитителем драгоценностей?
– Не правда! Ты ждешь не дождешься, когда можно будет запустить свои грязные руки в чужое добро.
– Внезапно я почувствовала, что больше не могу притворяться, и взмолилась:
– Давай уедем сейчас же и вернемся в домик на Риджент-стрит. Я боюсь того, что должно произойти. Прошу тебя, Адам...
Тогда он взял меня на руки. В его глазах больше не сверкала злость. Он медленно поцеловал меня в губы. Поцелуй его был нежным, как
– Я люблю тебя, Шарль, - прошептал он.
– Так ты уедешь? Бросишь весь этот ужас?
– Я не могу.
– Но почему?
– воскликнула я.
– Обычно ты, не колеблясь делаешь то, что хочешь. Давай уложим вещи и уедем еще до ужина!
– Шарль, ты не понимаешь, о чем идет речь.
– Как я могу это понять, если ты не говоришь мне ничего?
– Чем меньше ты знаешь, тем в большей безопасности находишься.
– В безопасности? Неужели ты не понимаешь, что, что бы ни произошло, меня обвинят в сообщничестве. Я могу даже попасть в тюрьму!
– Не преувеличивай, Шарль!
– Из его голоса исчезла теплота.
– Просто веселись сегодня вечером и выброси из головы всякие догадки - все равно они будут неверны!
– Посмотрим!
– Я вырвалась из его рук и в молчании завершила свой туалет.
Вечернее платье Адам купил мне в Лондоне, чтобы восполнить отсутствие свадебного наряда, как он сказал. Тогда - я нашла его очень красивым, но сегодня надевала без всякой радости - только потому, что другого подходящего случаю наряда в моем гардеробе не было. Жемчужно-белое платье из атласа украшала желтая шелковая роза, а сзади складки шифона ниспадали на пол в виде шлейфа. Белые перчатки были вышиты цветами в тон цветку на лифе.
Из своих волос я соорудила нечто вроде короны, и в нее воткнула маленькое перышко из драгоценных камней. Вид мой поразил меня - прекрасно одетая молодая женщина, спокойная, знающая себе цену и очень красивая. Мне пришлось напомнить себе, что женщина, отражение которой я увидела в серебряном зеркале, - не кто иная, как я сама.
У Адама даже в вечернем костюме был очень мужественный вид, в то время как у большинства мужчин, когда они надевают стоячие воротнички и рубашки с рюшами, он исчезает. На моем муже был фрак, который подчеркивал его широкие плечи и тонкую талию. Узкие брюки обтягивали длинные стройные ноги. И я поймала себя на том, что вспоминаю, как эти ноги прижимались к моим. Когда-то я назвала Адама дьяволом и теперь понимала, что это, должно быть, правда. Но какое бы зло он ни воплощал собой, я все равно не могла перестать его любить.
Когда меня увидел Ларри, он буквально остолбенел, словно неожиданно узрел прекрасную незнакомку. Затем рассыпался в комплиментах и куда-то убежал, весь красный от возбуждения.
– Я же говорил, что ты устроила настоящее состязание, - рассмеялся Адам.
Его позабавила реакция Ларри на мое появление. Однако когда Фредди устремил на меня оценивающий взгляд, веселость Адама несколько поумерилась, а глаза обрели привычное холодное выражение.
В основном движимая желанием позлить Адама, я кокетливо улыбнулась Фредди и почувствовала волнение, когда его взор скользнул по лифу моего платья и остановился на глубоком треугольном
– Исключительно, - дерзко пробормотал он, целуя мне руку.
В этот момент я увидела Памелу всего в нескольких шагах от нас. Так она стала свидетелем нашей встречи! В ее темных глазах плескалась ненависть. Одета она была в черный бархат, который подчеркивал белизну кожи и великолепно контрастировал с бриллиантами и рубинами, украшавшими ее шею. Так вот они, фамильные драгоценности Линвудов!
Адам поспешил к ней, и сердце мое упало. Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой и процитировал:
– "Она прекрасна, словно ночь". Уверен, что поэт имел в виду именно вас, Памела, когда писал эти строки.
Она улыбнулась, и на мгновение выражение ее лица смягчилось.
– Благодарю вас.
– Это колье немыслимой красоты.
– Целая сотня великолепных камней, - ответила Памела, дотрагиваясь до украшения, достойного королевы.
Теперь стало ясно, почему Адам пожертвовал изумрудами кузины!
– Прадедушка привозил камни со всего света, а потом, когда их набралось достаточно, заказал это колье.
– Изумительно, - пробормотал Адам.
– Да, оно просто великолепно.
– Я улыбнулась Памеле.
– Никогда не видела ничего подобного... Но наверное, вам не очень уютно в нем, Памела.
Она холодно посмотрела на меня - ее длинная шея как будто еще немного вытянулась.
– Однако драгоценности и существуют для того, чтобы их носить.
– Да, конечно, - вежливо согласилась я.
Мне пришло в голову, что Памела выставила напоказ свое богатство специально для того, чтобы побудить Фредди сделать ей предложение.
Этот вечер стал для меня настоящим кошмаром. Я говорила то, что должна была говорить, при этом постоянно думая об одном... Ужин сервировали в роскошном зале, видеть который прежде мне не приходилось. Его потолок украшало панно с изображением пасторальных сцен... Огромные фламандские гобелены висели на стенах. Профессор упомянул, что его предки сделали состояние на торговле что ж, в зале было более чем достаточно свидетельств того, что дела их шли действительно успешно.
Огромный стол сверкал от хрусталя, серебра и тонкого фарфора. Памела заняла место на одном его конце, профессор - на другом. Они сидели на высоких троноподобных стульях, а по бокам стояли такие же, только чуть поменьше. На столе не было гостевых карточек, и я обрадовалась, когда профессор пригласил меня сесть рядом. Фредди расположился по одну сторону от Памелы, Ларри - по другую. Остальные гости расселись кому куда хотелось.
Затем начали входить слуги с подносами, уставленными различными яствами. Позднее я не могла вспомнить, что именно ела, однако могу с уверенностью сказать, что блюда сменяли одно другое на протяжении трех часов. Поэтому когда мы дошли, наконец, до последнего, я побоялась, что мое платье лопнет по швам.
– И как тебе это после моей готовки?
– спросил Адам.
Этот вопрос вызвал в памяти атмосферу удивительной интимности, царившей в домике на Риджент-стрит. Адам всегда сам готовил завтрак и подавал его мне в постель, в то время как я лежала, пресыщенная любовью, на смятых и еще теплых простынях. Ох, отчего жизнь не может быть такой всегда, с горечью подумала я.