Иллюзия
Шрифт:
– Одна другой не мешает, – бросил в дверях ловелас.
Парни приоткрыли окно, сели ужинать. Дукаревич вернулся через четверть часа, рухнул на кровать. Руки зло подоткнули голову, глаза метали молнии. Через минуту разразился гром.
– Сосунок! Накаркал, блин! Внушил подлянскую мысль!
Ребята расхохотались.
– Астрология – вещь, хоть и мутная, но иногда точная, – поддел Забаровский.
На следующих выходных Глеб предупредил одноклассника:
– Может, не пойдем играть? У тебя сегодня велик риск переломов.
Друг ласково приобнял, точно малого дитятю.
– Глебушка,
Глава
IV
Физика
Снег в Перми залеживается до мая, футбол играется круглый год. Забаровский получил пас на краю, прокинул между ног незадачливого доцента-очкарика, выскочил один на один. Растерянный вратарь запоздал с выходом. Руслан периферийным зрением наметил дальний угол, ухмылка заиграла в уголках губ. Хрясь! Ступня подвернулась, острая боль пронзила ногу. Брянец взвыл, повалился на белый покров, завертелся волчком. Сзади подкатился обиженный препод.
Игроки подбежали, окружили травмированного, напихали доценту:
– Подкат сзади! Куда ты летишь?!
– Думал, сыграю… – оправдывался виновник. – Извини, парень.
Опытный преподаватель с химфака осмотрел пострадавшую ногу. Снял кроссовок и рваный носок, задрал штанину, констатировал:
– Перелома нет, сильный ушиб. Нога распухнет, месяцок поковыляешь, но жить будешь.
Забаровский оперся на Малышева, на одной ноге запрыгал к общаге. Глеб скорбно молчал. Руслан задумался о пользе астрологии, мысленно обещая прислушиваться, но попросил:
– Ты на меня больше гороскопы не составляй.
Лекции по физике вел сорокалетний шатен худощавого телосложения, молодежного стиля в одежде. Материал начитывал спиной к аудитории, практически не отвлекаясь. За урок мел несколько раз наскребал доску, распахнутую натрое, услужливая тряпка стирала.
Астролог-самоучка навсегда запропал на задних партах, земляк сидел с Димкой. Летчик привычно хохмил, брянец подыгрывал. Сегодня Панасенко выглядел ощетинившимся колобком – опух от пьянки, наведывались сослуживцы. Он нарисовал в тетради по клеточкам квадрат, подсунул соседу.
– Спроси меня, почему квадрат не круглый?
Забаровский сотрясся от смеха, стыдливо прикрывая рот.
– Нет, ты спроси, спроси.
– Почему? – Руслан справился с веселостью, нагнал профессорский вид.
– Потому что я – дальтоник.
Брянец зажал рот, покосился в сторону, смех прорвался тихим похрюкиванием. Костик Галайда, крученый дембель с Плесецкого космодрома, постоянно сосущий кончик авторучки, повернулся к коллегам с вопросом: «Чего ржете?» Летчик незаметно умыкнул у беспечного сокурсника конспект. Забаровский видел маневр, предложил Константину пари:
– Спорим, что я сейчас отсчитаю пять секунд, а ты не успеешь обернуться и написать в тетради слово? Только сейчас не оборачивайся!
– Любое слово?
– Любое.
Галайда прикинул слово для написания, переложил авторучку в левую руку, протянул ладонь.
– На чо спорим?
Руслан покосился на Димку, сообразил для друга:
– На бутылку пива.
– Спорим!
Панасенко разбил рукопожатие.
– Приготовься, –
Дембель резко развернулся и вместо предполагаемой тетради вонзил авторучку в парту. Колпачок выстрелил вверх, следом выскочил стержень. Приколисты легли грудью на столешницу, укрывая хохот. Физик обернулся, но не придал значения. Похихикали на соседних партах. Рассмеялся и Галайда, оценив розыгрыш, лишь попросил вернуть конспект.
– …как вы видите, невозможность вечного двигателя напрямую вытекает из первого начала термодинамики. – Преподаватель с удовлетворением рассматривал собственные каракули.
Димка смачно рыгнул. Физик вздрогнул, озадаченно повернулся, четко определив направление звука. Развернулись первые парты, с нескрываемым злорадством смотрел толстый староста.
– Ну ты свинья! – выдал летчик соседу и отвернулся.
Забаровский залился краской, не в силах промямлить «это не я», сконфуженно глядел прямо перед собой. Природная интеллигентность лектора вновь победила, со вздохом сожаления он продолжил скрести мелом.
– Извини, вырвалось. – Щетинистый колобок толкнул Руслана плечом в плечо. – Не обижаешься?
– На тебя невозможно обижаться. – Брянец усмехнулся. – Если бы это случилось с кем-нибудь другим, я бы ржал во все горло. Но тебе непременно нужно опохмелиться. Сейчас Галайда сгоняет за проигранной бутылкой.
Сдавать физику – легче легкого. На кафедре культивировалась рейтинговая система, наберешь восемьдесят баллов из ста – автоматом «отлично». Пять-шесть человек с потока получали «пятерку» раньше сессии. Физик в конце лекции давал задачки повышенной сложности с разной стоимостью в баллах, с железным обещанием зачесть результаты только первого принесшего, но засчитывал решения первых трех. Препод не помнил какие задачи задавал разным группам. Общежитские разных кафедр наловчились обмениваться решениями, к середине семестра набирая заветные восемьдесят. Брянцы получали «автомат», Забаровский продолжал посещать лекции, Малышев прогуливал в библиотеке. Для мотивации Руслан решил поставить личный рекорд – набрать больше ста баллов. Вот такие мы скромные супергерои!
После лабораторной вокруг преподавателя скучковались отличники – сдавать задачки. Физик быстро сверил результаты, зачеркнул рейтинговые клетки. Идущий на рекорд, обычно, дожидался, когда слиняют последние однокашники, и выкатывал содранное. Но Бочкин, будто намеренно задерживался, до пары матана оставалось десять минут. Забаровский подсунул списанную «липу».
Придирчивый взгляд и Виталик выдал:
– А вы нам эти не задавали, а то я бы тоже решил.
Брянец покраснел, словно раскаленная сковородка, пнул ботинок старосты, подмигнул украдкой.
– Задавали-задавали, ты просто не записал.
Но Бочкин настаивал. Интеллигентно гася скандал, физик поставил Руслану зачетные баллы.
– Ты что, блин?! – Забаровский нагнал Виталия на улице.
– А чо?
– Тебя кто за язык тянет? Не твои дело – молчи!
– Чо вдруг? Ты ж врешь.
– Тебе какое дело?! Ты – староста, помогать должен, чтоб у всех хорошие оценки были, а не наоборот.
– Да пошел ты! Понаехали тут, еще указывают! Командуй в своей сраной общаге, а мне…