Иллюзия
Шрифт:
И «астролог» нагадал. Блондинка задумалась, через пару рюмок засобиралась. Обломавшийся Олег проследил побег – постучалась в комнату парней-земляков.
В следующий раз кунгурец продуманней увещевал оракула-самоучку:
– Давай также завуалированно, но более конкретно. Например, обрисуй меня или озвучь первую букву имени.
Ради эксперимента на очередной пьянке Малышев уточнил:
– Вас ждет сегодня интим с человеком… на букву… «О». Точнее разглядеть не могу.
– Наконец-то! – У разбитной черноволоски, поступившей с опозданием на несколько
Когда за девчонками закрылась дверь, пятикурсник сплюнул:
– Тьфу ты! Лесбиянки. Зря только вино перевели. – Он лег на кровать, закинул руки за голову, обиженно уставился в потолок. – Никакого толку от твоей хиромантии!
В аудиторию корпуса «В» вошла сухая дама под шестьдесят. За очками сквозила строгость. Кофта, задраенная, будто скафандр, юбка, подметающая пол. Ни намека на косметику, вместо парфюма прель стареющего тела, разбавленная тусклостью студенческих помещений.
– Забудьте всему, чему вас учили на курсе начертательной геометрии. – Грозный голос, пробирающий до костей. – Инженер должен мыслить мгновенно, а не думать, как конус пересекается с тором. Чертеж – это главный документ производства. Это ваш роман, «Война и мир». И написать вы его должны без единой фальшивой буквы.
Алевтина Ипатовна Яценюк наслаждалась произведенным эффектом. О преподавательнице инженерной графики ходили легенды. Старшекурсники предупреждали молодежь: попадешь на Яценюк – вешайся. Поговаривали, двое студентов так и поступили, не выдержав издевательств. Сдать предмет на «четыре» считалось подвигом.
– А как же извещения? – попробовал препода на зуб выпускник авиационного техникума, успевший постажироваться на «Пермских моторах».
– Кто это там вякает?
Гробовая тишина. Отчетливо слышный писк комара. АД-94 убрал глаза в пол. Яценюк вычислила сама, приблизилась вкрадчивой коброй. Серега Рыбкин растерянно улыбался. Перед кучерявой головой распушился ядовитый «капюшон».
– Извещения – для таких бездарей, как ты. Неумеющих продумывать свои шаги сосунков, возомнивших себя инженерами. – Алевтина Ипатовна окатила студента презрительным взглядом, выслушав трусливое молчание, провозгласила: – Записываем тему занятия.
Она вдалбливала знания указкой, группа сидела по стойке «смирно», боясь вздохнуть. Как-то проверяя чертежи, преподавательница прошипела:
– Кто здесь студент Забаров?
У Руслана сердце упало в пятку, жаром загорелось лицо, внутренний «гироскоп» пошел к гортани. Подавив першение, второкурсник пробормотал:
– Вообще-то, Забаровский… Там не вмещалось клеточку.
– «Клеточку», – передразнила Яценюк. – Иди сюда.
На подкашивающихся ногах юноша доплелся до учительского стола, по энергозатратам путь показался кругосветным странствием.
– Это основная надпись, молодой придурок, – изливала желчь Алевтина Ипатовна, – здесь нет клеточек. Когда в цехе по твоему чертежу изготовят брак, потому что твоя тупая башка неверно образмерила
Ватман влепил по лицу, упал на дощатый пол, по бумажной памяти свернулся в рулон. Чертеж виновато покатывался, белая сторона заметно серела. Руслан подобрал, вернулся на место.
– Дешево отделался, – шепнул Панасенко, прикрыв рот рукой.
Целое занятие второкурсник выводил родную фамилию в основной надписи. Стирашка протерла дыру, буквы то писались до мелкоты, то долговязо вытягивались. Длинная фамилия не вписывалась в отведенное пространство.
– Допускается заступать за границы, – сжалился на перемене Рыбкин. – Пиши до конца.
Забаровский рискнул. Прокатило без замечания, на ватмане отчеканилась красная «тройка».
За малейшую провинность Яценюк разносила в пух и прах, обзывая заборными словами. Перевернутая парта – мягкое наказание за пустяк.
– Я преподаю для человека мыслящего. Особый подвид гомо сапиенс. Вам далеко. Вы – мелкие насекомые, твари дрожащие.
Отходя от уроков, Руслан пытался находить мазохистское удовольствие: «По крайней мере, она читала Достоевского». Только двух человек с потока Алевтина Ипатовна выделяла со знаком плюс: Рыбкина и Малышева. Первого – за знания, второго – за инцидент.
От тотального безденежья Глеб искал любую подработку. В общаге посоветовали пойти в сторожа студенческих корпусов – рядом с домом и учебой, какой-никакой а привесок к мизерной стипендии. Взяли сразу, данные с паспорта списали в формуляр, поставили в корпус «В» с кафедрами инженерной графики и физики. Ночные вахтерши объяснили работу: каждые два часа – обход всех пяти этажей с заглядыванием в аудитории.
Лучше спускаться, чем подниматься. Новоиспеченный охранник поднялся на последний этаж, включил коридорное освещение. Люминесцент, поморгав, неохотно разгорелся в части ламп. Местами прятался полумрак. Малышев опасливо шел по гулкому бетону. Шорохи пробежали по крылу. Взвыл ветер. Хлопнула фрамуга. Глеб замер. На днях вломились в корпус «Б», унесли компьютеры. Здесь красть нечего, единственный комп находится на первом этаже в лаборантской, но мало ли. Брянец подошел к аудитории, где слышал хлопок. Полуоткрыта. Внутри темень. В груди похолодело. Малышев осторожно протянул руку, намереваясь толкнуть дверь. Та с грохотом закрылась. Глеб, словно окаменел, стоял неподвижно, тело отказывалось повиноваться. Дверь с пугающим скрипом приоткрылась, будто заманивая в ловушку.
– А-а-а! – заорал сторож и с силой толкнул опасную деревяшку.
Он вбежал, пошарил по стене, нащупывая выключатель. Глаза обостренно вглядывались во тьму, рука прикрыла голову в ожидании удара. Ноги подкосились, мышцы напряглись, мысли улетучились. Отчаянный страх колкими мурашками сновал по коже. Пальцы нащупали выключатель. Свет озарил аудиторию. Фрамуга покачивалась в такт завываниям потустороннего ветра. Брянец осмотрелся, протяжно выдохнул. Подошел к окну, закрыл фрамугу на шпингалет, продолжил работу.