Илья Муромец
Шрифт:
– Как ты?
– спроси он, вытирая кровь с лица Полюда.
– Голова болит, - отвечал ему юноша.
– Ничего, держись, сегодня ты не умрёшь, я не позволю.
А враги меж тем всё напирали. Полюд уже не мог подняться на ноги, кровь заливала ему глаза, и он плохо видел происходящее. Но ясно понял, что Хельги до последнего защищал его, не жалея своей жизни. Скандинав был уже ранен, упал на землю, пополз. Кто-то хотел проткнуть копьём Полюда, но Хельги подставил под удар себя и из последних сил обхватил вошедшее в его тело древко вражеского копья. Юный Полюд чувствовал на себе тело умирающего друга. Из последних сил он высвободил правую руку и одним метким ударом проткнул копьём убийцу в шею. Кровь быстро заструилась из его раны, и разбойник убрался прочь, жить ему оставалось совсем не долго. Хельги в этот момент уже не дышал, остекленевшие глаза смотрели в небо. А тот, ради кого пожертвовал своей жизнью, лежал на земле, спрятанный под мёртвым телом друга и терял сознание. Слабость взяла
Он не сразу понял, что жив, когда услышал вокруг незнакомые голоса. Шум битвы давно утих, а, значит, схватка уже закончилась. Но тьма осталась. Полюд не мог открыть глаза - веки слиплись от высохшей на них крови. Какое-то время он пролежал так, не двигаясь, с закрытыми глазами, только слушал.
– Значит, говоришь, тебя послал Потамий?
– доносился издали незнакомый голос, полный торжествующего презрения, - а как ты сказал, твоё имя?
– Семён, - послышался в ответ голос, полный боли и тяжести.
– Эх, давно я уже не видел Потамия. Я помню его, когда он ещё служил в войске Василия Буслаева. Я хорошо помню Василия Буслаева, по его вине погиб мой отец - Вахрамей, а я лишился всего, что имел. Но с тех пор я обрёл гораздо больше. Должен признаться, мой отец был настоящей сволочью. Под его властью я не мог раскрыться, я не знал, что могу быть таким сильным и неуловимым.
Полюд предположил, что говорит это сам вождь разбойников и потому всё внимание его было обращено на этот разговор. Юный воин позволил себе немного пошевелиться, позволил себе дотянуться до лица и убрать с глаз засохшую кровь. Теперь его взору предстала страшная картина. Множество людей, могучих воинов и богатырей вокруг были посажены на кол. Врытые с землю копья проходили через их спину и выходили через живот или грудь. Семён - старшина богатырей так же умирал сейчас этой страшной смертью, а над ним стоял человек с длинными волосами с проседью, из-под которых виднелись большие кольца в ушах. Небольшая бородка и усы так же смешались с сединой и были пепельного цвета. На голове вместе шлема был череп какого-то животного. Вероятнее всего, это и был Чеслав, сын Вахрамея, ныне всем известный, как Соловей-разбойник.
– Потамий отомстит за меня, - выдавил меж тем из себя Семён, - тебе не избежать наказания.
– Наказания?
– рассмеялся Соловей и со всех концов донёсся дружный смех его соратников. Упыри, разбойники, чародеи сидели вкруг и наблюдали за этим разговором.
– Думаешь, Семён, после стольких лет я боюсь какого-то наказания? Я был изгнан, я был проклят, я был гоним 20 лет. Думаешь, теперь я чего-то боюсь? Посмотри вокруг, у меня теперь целое войско! А вы не верили мне. Вы думали, я обманываю. Вот увидите, я ещё подниму восстание на этой земле! Я - последняя надежда чародеев, враг всех христиан.
И Соловей поднял высоко над собой свой посох. Форма его показалась Полюду очень странной, но при этом очень искусно сделанной. Посох напоминал двух змей, которые стояли на хвостах и переплелись друг с другом. Шеи их выгибались в разные стороны, а змеиные головы были обращены друг ко другу.
– Я сделал то, чего не удавалось моему отцу, - продолжал Соловей, - я уже 20 лет убиваю и разбойничаю, и никто не может мне помешать. Теперь я отомщу за своё изгнание, я спалю в огне вашу маленькую страну.
– Зачем, чего ради?
– из последних сил спрашивал Семён, - чародейские кланы исчезли, мир изменился, ничего уже не вернуть. Чего ты добьёшься своим восстанием?
– Да, ты прав, мир изменился. И изменил его ваш бывший воевода - Василий Буслаев. Он уничтожил колдунов, Кощея Бессмертного и моего отца. Благодаря нему вы сейчас живёте так, как живёте. Но, думаешь, если бы мы могли поднять Василия из могилы, захотел бы он жить в этом мире? Ответь мне, захотел бы он жить в вашем рабском мире, смог бы он жить в мире, который сам создал? Молчишь. Знаешь, что не смог бы. Он бы отрёкся от всех своих подвигов, если бы увидел, к чему они привели. Люди стали рабами, слишком набожными, слишком трусливыми. Во всех городах правят родичи Владимира, все кланяются одному старому князю, все стали его холопами. Больше Василий Буслаев любил свободу. Но ты прав, теперь уже ничего не вернуть. И потому я лишь хочу, чтобы эта страна горела в огне. Пусть все погибнут, пусть страдают, как страдал я. И я и дальше готов так страдать, но не один. Я слишком долго был одинок, 20 лет. Это не справедливо. Я не хуже вас, других людей, вы будете страдать вместе со мной, вместе мы погибнем.
– Может ты и прав, Соловей-разбойник, - поникшим голосом молвил богатырь, - ведь не спроста перед смертью Василий хотел подружиться с твоим отцом. Но мне уже всё равно, я ухожу из этого мира к господу-Богу и не увижу того, что ты хочешь сотворить с нашей землёй
– Что ж, Семён, благодарю тебя за хорошую беседу, - через силу улыбнулся Соловей, - давно я уже так откровенно ни с кем не говорил. Не переживай, я дарую тебе избавление.
Тут же один из разбойников подошёл к своему вождю и передал ему тяжёлый двуручный меч. Соловей убрал посох подмышкой, взял меч, размахнулся и срубил богатырю голову. В этом было его милосердие - облегчить муки своей жертвы.
– Ха!
Повинуясь знакомой команде, конь тут же рванул вперёд. Полюд подгонял его и мчался без оглядки через тёмную чащу леса. Казалось, сама смерть бежала по его следам, а до Борского и Мурома было ещё очень далеко.
Глава 9.
Выборы.
Всего несколько дней прошло с того дня, как князь Глеб со свитой направился в Муром для наведения там порядка, а весь город был уже встревожен страшной вестью. Святогор уселся на коня и один спешно отправился в Борский. Здесь несколько дней он провёл возле постели раненного Полюда, расспрашивая его о случившемся. Любовь Хельги спасла этого юношу, из всего отряда он был единственный выживший. Ему крупно повезло, рана в груди была совсем рядом с сердцем, ещё немного, и Полюд погиб бы от собственного копья. Так же он отделался переломом диафрагмы и царапиной на голове от удара, не проломившего даже череп. Теперь Полюд был одержим только одним желанием - отомстить, будто это бы вернуло к жизни любящего его скандинава и павших в бою друзей. В Муроме тогда ещё не знали о страшной трагедии и не начали скорбеть, однако кое-какие слухи о том, что из всего ополчения почему-то вернулся только один человек, уже дошли. Князь Глеб воспользовался поднявшейся тревогой, чтобы помирить меж собой Ратшу и братьев покойного Юртая.
– Страшные времена близятся, - говорил князь, - мы должны держаться вместе, чтобы одолеть врага. Горясер, Идман, Ратша, пожмите друг другу руки.
Горясер вдруг почти искренне улыбнулся, сделал шаг вперёд и протянул руку тысяцкому. Но Ратша стоял, не шелохнувшись, будто ничего и не слышал.
– Ратша!
– укоризненно говорил Глеб.
– Это не по закону, - отвечал ему тот, - я - тысяцкий, а они подняли на меня восстание. В моём лице они оскорбили не только меня, но и весь Муром. И они должны заплатить за это.
– А я князь этой земли. Я выше тебя по должности, и я приказываю тебе помириться с ними.
Ратша скривил лицо, но пожал руку Горясеру. Затем под радостные вопли и свист горожан пожал руку и Идману. Младший брат ещё не научился так претворяться и пожал руку тысяцкому без удовольствия и улыбок. Ратшу, однако, за его поступок ожидала хорошая награда - Илья крепко обнял его, с лица его не сходила улыбка. И воистину нет большей радости, чем быть причиной счастья своего любимого. А затем приехал Святогор, и радость муромцев от примирения двух влиятельных горожан сменилась великой скорбью. Плакали женщины, плакали и дети, плакали даже мужчины, и все жалели Полюда и поддерживал его справедливую жажду мести. Когда он, ещё бледный, но уже идущий на поправку, прибыл в Муром, все желали оказать ему какую-нибудь услугу, как-нибудь помочь, поддержать. Больше всего все жалели о том, что не могли сжечь тел своих близких, проводить их в последний путь. Илья лил слёзы о том, что эти люди умерли не крещёнными, поскольку он считал их лучшими людьми и самым достойными царствия Божьего. И карачаровец молился Богу о том, чтобы тот взял этих прекрасных людей к себе, как заботливый пастух достаёт из болота заблудших овец. Отец Феодосий напротив воспользовался ситуацией, чтобы начать призывать всех креститься. Своими словами он усиливал боль людей, когда говорил, что их погибшие близкие попадут в ад, потому как не были крещёными. Священник разошёлся до того, что унимать его пришлось князю Глебу. С большим трудом он уговорил владыку замолчать, пока народ не выгнал их из Мурома. Но рана в душе муромцев уже была посыпана солью, и теперь за облегчением они пошли к Илье. Он же всем обещал спасение и называл павших чуть ли не святыми, и дал людям такое утешение, что отец Феодосий однажды прямо во время службы в молельном доме стал поносить юного карачаровца.