Имани
Шрифт:
– Люди есть, потому что их создал Бог, все понятно. Пустой разговор.
Все-таки я решился. Кажется телефон в куртке. Я поднялся и направился к выходу. Возьму куртку, выйду на улицу, не хочу, чтобы она видела как я звоню.
Но теперь, когда я принял решение, меня почему-то не хотел отпускать этот разговор с Имой. И я не удержался от вопроса:
– Но ведь мы с тобой не верим в Бога. Тогда кто же создал нас?
Она улыбнулась, будто угадав к чему я клоню. Покачала головой:
– Не беспокойся, ведь в дьявола мы тоже не верим. Богу достаточно, если в него верит хоть один. Веры одного
– Мне надо проветриться.
– Сказал я, накидывая куртку.
– Я скоро вернусь.
Взявшись за дверную ручку, я замер. Быть может, меня не так захватывал разговор с ней, как тормозил страх. Страх включить телефон. И я оттягивал этот момент. Поэтому спросил с усмешкой:
– Ты решила, что ты Бог? Тебе так нужна чья-та вера?
– Нет. Я человек, просто человек. Мне достаточно просто любви. Она ведь тоже слепа и доверчива.
Я вышел.
Воздух пах как-то странно. Неожиданно. Я никогда не чувствовал подобного запаха. Пронзительная, обострённая свежесть с лёгким оттенком гари. Смесь несовместимого. Было пасмурно или просто солнце садилось, я не чувствовал времени. День сейчас или вечер? Вряд ли вечер. Отошёл на несколько шагов от крыльца, достал телефон и непослушным пальцем коснулся экрана. Найти сеть. Я почти всегда в командировке держал телефон отключённым. Не то чтобы это было необходимо для безопасности. Просто не хотелось никаких контактов с нормальным миром, пока я занят работой. Это слишком расслабляло, заставляло думать всякие отвлекающие мысли. Работа отдельно, жизнь отдельно. Иногда я включал телефон, чтобы позвонить жене или проверить нет ли сообщений от коллег. Об этой моей привычке выпадать из эфира знали мои родственники, и не беспокоились. В этот раз я слишком долго не был на связи. Из-за Имы.
Телефон поймал сеть. Какая-то часть меня, поверившая в этот рассказанный Имой конец света, сомневалась, что в этом мире ещё осталась мобильная связь. Я вздохнул с облегчением. Будто работа мобильного полностью отрицала бредовый ее рассказ.
Двадцать два неотвеченных звонка... я открыл список. Жена, Власевич, пара друзей, мать. Но в основном жена жена жена. Я попробовал набрать ей. Странно, она никогда та настойчиво не звонила... что-то случилось? Мне опять стало тревожно. Чувство вины. Скорее узнать, что все в порядке. Но в трубке "абонент вне зоны действия сети". Черт... ещё смски. Я открываю. И в глазах все расплывается, когда дохожу до последней от жены:
"Значит ты исчез как она. Молюсь чтобы вы были вместе..."
Пытаюсь снова звонить. Но все так же. Звоню по всем телефонам подряд - Власевичу, матери, друзьям. Набираю телефон своего начальника, который не храню в телефонной книжке. Нет связи, ни с кем...
Вдали что-то бухает. Тот самый, знакомый уже звук. Мне кажется, что перед домом появились новые сосны. Или я просто не замечал их раньше. Огромные, какие-то мрачные. Нет, их точно не было.
Опускаюсь на землю и долго сижу, уткнувшись взглядом в телефон. Смотрю на него, даже когда экран давно погас. Меня душит чувство вины. Будто я виноват в том, что у меня не стало ребёнка. Я ищу причину, что я сделал не так. Но ведь причина не во мне. Има. С неё все началось. Почему же я чувствую себя таким
Рождённая не в любви. Какая разница. Это не важно! Из-за этого нельзя отбирать у меня дочь! Ее-то я любил!
И тут же предательский шепоток: "Ты же бросил свою дочь ради случайно встреченной девки..."
Я не бросал, я...
Нужно найти виноватого, снять это с себя, иначе можно сойти с ума. Има виновата. Она.
Я решительно поднялся и пошёл в дом.
Нашёл Иму в комнате. Лежала на кровати, сложив руки на животе и смотрела в пустоту. Как в гробу.
– Позвонил? Теперь ты веришь мне?
– Ровным голосом спросила она.
– Где все эти люди? Которые исчезли?
– Даже не стараясь сдержать дрожь в голосе, спросил я. Я ненавидел ее сейчас, но понимал, что в ней ключ.
– Их нет. Они не рождены.
– Моя дочь была рождена. Я держал ее на руках. Она была!
– Больше нет. Может и нас не будет.
– Равнодушно отозвалась она. Мне хотелось кинуться к ней и схватить за шею. Но я поклялся себе быть самым спокойным человеком на свете, пока не получу ответы. И было что-то ещё... стыдно и больно признаться в этом чувстве, и, наверное, я старался от него отмахнуться, но оно было - какое-то странное чувство облегчения. Теперь у меня нет обязательств перед моей прежней жизнью. И не моя в том вина, так вышло. Теперь... есть только Има и я. Но вопреки этому чувству, я упрямо повторил:
– Моя дочь была! И должна быть!
– Я скажу сейчас тебе очень неприятную вещь. Но постарайся принять ее. Если ты сможешь это сделать, ты больше не будешь беспомощной щепкой в ручье.
– Она повернула голову и посмотрела мне прямо в глаза. Изо всех сил я старался не отвести взгляд. Спрятать свой страх. Ужас перед тем, что она скажет мне. Потому что, наверное, я знал...
– Твоей дочери нет, потому что ты не умеешь любить. Ты не любил свою жену и родил ребёнка, которого не должно было быть. И ты не полюбил меня, поэтому не смог вернуть этого ребёнка. Быть может и ребёнка своего ты не очень-то любил. В этом нет твоей вины, это просто надо признать как данность.
– Это не так!
– Это так. Я случайно разрушила наш мир. А ты мог бы его спасти. Да, он следствие всех этих ошибок, и всей этой нелюбви. Но он наш. И если мы сами - ошибки, то другого у нас скорее всего и нет.
– Как бы я мог его спасти?! А если я люблю тебя?..
Она снова стала смотреть в потолок.
– Я ничего не чувствую.
– Пробормотала она.
– Это должно быть взаимно, ведь калибровка... встречи перестали быть случайными. Я ничего к тебе не чувствую. Пыталась, но нет.
Ее слова кольнули меня. Я хотел злиться на неё, считать врагом и думать о дочери, но ее слова причинили мне боль.
– Может быть достаточно было бы твоей любви. Но ее наверное нет, ведь ты не веришь моим словам, ничего не получается. Понимаешь, нужна вера. Вера! В тебе ее нет. Нужно что-то слепое... чтобы мои слова стали твоими глазами. У нас не выходит это. Мы друг другу случайные, Артём...
Я ничего не ответил. Пытался понять ее слова, но мне не удавалось. Через какое-то время она снова заговорила: