Именем закона. Сборник № 3
Шрифт:
Я ехал на Петровку от профессора Бурташова с приятным ощущением, что встретил единомышленника. Наши точки зрения совпадали не только на предсмертную записку. «Ищите дневник, — сказал он на прощание. — Дневник должен быть». Его уверенность в существовании дневника передалась мне. Если бы мы нашли дневник, расследование могло обрести четкое направление.
Подымаясь к себе на пятый этаж, я уже имел в голове план поиска дневника. В своем плане я полагался на помощь Хмелева. Но вместо Александра в кабинете я увидел
«Занимаюсь ночной прогулкой Рахманина. Звонила Миронова. Расход бензина возрос. Одолжи до получки десятку».
Деньги, чтобы в суете не забыть о них, я тут же положил на стол Хмелева, прищемив куском базальта, оставшегося в кабинете от старых сослуживцев.
Неожиданно я подумал, что меня давно не тревожит мое начальство. Может быть, Самарин слег? Но оставались его заместители… Начальников у меня всегда было много. Прежде чем позвонить Мироновой, я набрал номер приемной начальника МУРа.
— Здравствуйте, Людмила Константиновна, — сказал я в трубку. — Начальство не интересовалось мной?
— Пока нет. Радуйтесь. Значит, все у вас идет хорошо.
Как бы не так, подумал я. Затишье — мне говорили фронтовики — предшествует бою.
Миронова хотела видеть меня. Голос у нее был бодрый и энергичный. Полагая, что она намерена дать мне очередное поручение, я спросил:
— Дело терпит до вечера? У меня назначена встреча.
— Не с Рахманиным?
Почему с Рахманиным? А-а, Хмелев успел сказать ей о справке из магазина «Фарфор». Это, конечно, его право, но он поторопился. Он не должен был лезть поперек батьки в пекло.
— Вы уже вызвали его?
— Почему вы так встревожились, Сергей Михайлович?
Действительно, чего тревожиться? Повторный допрос Рахманина неизбежен. Неизбежен, но преждевременен. До тех пор, пока не будут выяснены все обстоятельства. Незачем его дергать лишний раз.
— Мое начальство учит меня по-человечески относиться даже к преступнику, Ксения Владимировна. Зачем понапрасну тревожить Рахманина?
— Вы, кажется, не в духе. Я Рахманина не вызывала. Вам бы с Хмелевым в адвокатуре работать. Жду вас вечером.
Напрасно я грешил на Хмелева.
Главный режиссер театра Андронов печально смотрел в угол своего кабинета, рассказывая о своей бывшей жене — Надежде Комиссаровой.
— Надя была замечательным человеком, — закончил он свое длинное повествование и тяжело вздохнул. — Ее смерть большая потеря для всех нас и для меня лично.
— Почему вы разошлись? — спросил я.
— Надя была актрисой всеми фибрами своей замечательной души. Она любила жизнь, людей, но на первом месте всегда оставался театр. Надя жила сценой. Она и дома оставалась актрисой. Я работал актером и знаю, что такое актерский труд. Это тяжелый труд. Дом для актера — убежище, где в реальной обстановке можно отдохнуть, собраться с мыслями. А Надя и дома жила в воображаемом мире. Воображение у нее было не только богатым, но и возбужденным. Она была склонна
— Были и другие причины?
— Была подспудная причина. Надя на первых порах не хотела иметь ребенка. Считала, что ребенок будет помехой. Она хотела только одного — играть. Она сделала аборт, несмотря на мои протесты. Погубила себя как мать. Она не могла рожать. Я же хотел иметь детей. Наверно, естественно стремление к полноценной семье. Но основная причина развода была конечно же в душевном расхождении. Нельзя жениться на актрисе, если хочешь иметь нормальную семью.
Я знал, что у Андронова и нынешняя жена была актрисой.
— Вы снова сделали ошибку? — спросил я.
— Нет. Моя жена плохая актриса, — ответил он.
— Вы знали о Надежде Федоровне Скарской?
— Конечно. Надя даже мне внушала, что ее назвали Надеждой в честь Скарской, якобы родственницы. Многие верили в ее легенду. Она сама верила в нее. Надя была девочкой, когда Скарская посетила ее школу. С тех пор Надя заболела театром и идеей родства с семьей Комиссаржевских.
— Почему она выбрала менее знаменитую из сестер?
— Для легенд нужны совпадающие детали. Во-первых, имя. Во-вторых, сходство. Видели фото Скарской?
— Да.
— Они ведь похожи.
— Сходство действительно есть. Надежда Андреевна вела дневник?
— Дневник? Были какие-то попытки что-то записывать. Не более того.
— У вас не сохранились ее записи, письма?
— Увы! Моя жена уничтожила все, что напоминало в доме о Наде.
— Какое амплуа было у Надежды Андреевны в театре?
— Героиня. Впрочем, она замечательно играла и характерные роли.
— А трагические?
— Шекспира мы не ставили. Была у меня мечта поставить «Отелло». Не все мечты, к сожалению, сбываются. Вот Павел Николаевич Герд будет ставить «Гамлета». Если бы не несчастье, Надя играла бы Офелию… Да, не суждено, видно, было Наде сыграть Шекспира.
— Решение о распределении ролей принимается единолично режиссером?
— Художественным советом театра. Учитывается, конечно, мнение постановщика.
— А главного режиссера?
— Главный режиссер — член худсовета.
— Можно ознакомиться с протоколами заседания худсовета?
Андронов сам принес папку с протоколами и, пока я читал их, сидел молча, терпеливо дожидаясь моих вопросов. Протоколы заседаний художественного совета были куда суше протоколов допроса. Ни о какой жизни театра по ним судить я не мог. Да, состоялось распределение ролей — слушали такого-то, выступили такие-то, решили то-то. Комиссарова получила роль Офелии. Но что за этим стояло?