Иметь и не потерять
Шрифт:
– Ты чего как в рот воды набрал? – Лена подсела на диван. – Не нравится у меня?
– Да нет, наоборот, все слишком здорово, – не стал он кривить душой. – Для меня такие хоромы – роскошь.
– Роскошь, – усмехнулась Лена, – слишком преувеличенно, скорее – уютно. – Она поднялась. – Я тебя оставлю минут на десять, а ты посмотри мой альбом. – Достав из книжного шкафа массивный альбом в бархатном переплете, Лена положила его на журнальный столик. – Изучай. Я быстро. – И выпорхнула за двери.
Володька открыл
«А я только в девять лет сфотографировался, – без обиды подумал Володька. Ему почему-то вспомнилась мать, заметно стареющая, издерганная жизнью, вечно трудившаяся в крестьянской работе, и он отложил альбом. – Не в те сани, видно, хочу я сесть. С деревенской закваской, да в интеллигенты…»
– А вот и я. – В дверях появилась Лена, в длинном халате, узорчатых тапочках, как-то по-домашнему простая. – Родители ушли, и я тебя угощу. У нас есть марочное вино.
– Да зачем, – запротестовал Володька, – я не голоден. – На самом деле он с обеда ничего не ел.
– Не скромничай. Знаю я, как ты там, в общаге, питаешься. Идем в зал. – Она ухватила его за руку и потянула в другую комнату.
Тот же шик в обстановке, только, занимая весь угол, у книжного шкафа приткнулась настоящая арфа, а за ней, у окна, пианино. На круглом столе, застеленном цветастым покрывалом с бахромой, стояли хрустальные бокалы, широкое блюдо с фруктами и ваза, наполненная конфетами.
Лена достала из бара бутылку вина.
– Открывай, – протягивая к Володьке бутылку, попросила она. – Вот штопор. А я пока апельсины порежу.
По комнате пошел терпкий запах и от разрезанных апельсинов, и от вина в откупоренной бутылке.
Володька молчал, несколько растерявшийся от всего увиденного, разглядывал цилиндрик светло-коричневой пробки с темными штрихами прожилок.
– Значит, ты говоришь, Алексей Гаврилович придираться начал? – вдруг спросила Лена, по-хозяйски расставляя небольшие тарелки.
Вопрос был не к месту, и Володька пожал плечами.
– Утверждать не буду. Нервный он стал какой-то, с холодком разговаривпает. Фолин намекнул мне, что из-за тебя.
Лена глянула с удивлением.
– Даже так! А у меня с ним ничего не было и нет – один флирт. Нравится мне с ним общаться – умный он дядька, не скупой и многое может.
– Ну вот, – ничуть не обиделся Володька, – а я из этого многого ничего не могу.
– Давай сегодня о нем не будем. – Лена откинула на спину густые волосы, взяла бутылку с вином и налила в бокалы.
«Сама же начала, теперь взад пятки», – подумалось Володьке с некоторым раздражением.
– За нас. – Она потянулась к его бокалу. Звон хрусталя едва был слышен даже при тихой музыке.
Лена
– Ты решил с институтом? – поинтересовалась она.
– Решил, пойду на механический.
– Документы сдал?
– Нет еще.
– Смотри не опоздай.
– В понедельник и отвезу…
Вино приятно туманило голову.
– Потанцуем? – Лена встала, прошла в свою комнату и прбавила звук – ритмичная музыка ударила в уши.
– Из меня танцор, как из того медведя, – с некоторым волнением произнес Володька.
– Вот и учись…
Потом Володька не мог доподлинно вспомнить, как получилось, что губы их соединились, и они, в горячем задыхе, упали на диван.
После того памятного вечера Володька был сам не свой. Куда бы он ни шел, ни ехал, непременно думал о Лене. Днем он еще бодрился, держал себя в узде, а к вечеру с нетерпением ждал, когда Бурукин покинет свой кабинет. Тот, будто нарочно, стал задерживаться на фабрике до семи-восьми вечера, и Володька освобождался лишь часам к девяти-десяти. Как на крыльях, летел он в общежитие, в свою комнату, где его ждала Лена.
Володька понимал, что их сложившиеся отношения до добра не доведут и надо что-то предпринимать, приходить к какому-то решению, но не мог в чем-либо убедить себя. Задача стояла жизненно важная: или учиться, создавать надежную платформу для дальнейшего продвижения по жизни, или жениться. Но без квартиры и весомого заработка заводить семью нерезонно, даже пагубно. Из-за этих проблем чаще всего и распадаются браки, страдают дети… К тому же Лена, вероятно, сказала ему неправду насчет Бурукина, и он знал, что эта обида рано или поздно даст о себе знать, перевернет все, и гнал мысли о браке.
– Жениться думаешь? – как-то спросил его Гуртов, заметив, что Володька в спешке не слишком добросовестно помыл машину.
– Пока нет, – отозвался он.
– Ясно, забавляешься, значит?
Володька не ответил.
– Ну, давай, давай. Да не сверни шею…
«Все умные такие, лезут, советуют. Без вас разберусь и в себе, и в наших отношениях», – с раздражением подумал он, выезжая из гаража.
Председатель фабричного профкома протянул Володьке лист бумаги.
– Вот, прочтите, на вас жалоба, – сказал он, – пишет жилец из общежития.
Володька взял листок и не сразу понял, о чем речь, а когда дочитал до конца, покраснел от возмущения: Розов писал, что Владимир Тулупов водит в общежитие женщин легкого поведения, пьет и скандалит.
– Звонил Алексей Гаврилович и просил досконально в этом разобраться. Если факты подтвердятся, вас выселят.
– Я с понедельника ухожу в ученический отпуск, когда вернусь, тогда и разбирайтесь. – Володька повернулся и пошел.