Император гнева
Шрифт:
— Где… — мой голос звучит так, будто доносится издалека. — Где я…
— Ты на небесах, Анника, — раздаётся призрачный, чуть женственный голос. — И я — Бог.
Моё горло дёргается.
— Да, мать твою. Бог — женщина.
Я хмурюсь.
Туман перед глазами рассеивается.
Фрея ухмыляется мне сверху.
— Привееет, Анника, — мурлычет она своим дурацким призрачным голосом. — Добро пожаааловать обрааатно.
Она взвизгивает, когда я резко сажусь, а рядом раздаются пронзительные
— Где… — я ошеломлённо озираюсь, мир плывёт перед глазами. — Что за хрень…
Дверь с грохотом распахивается.
Две женщины и мужчина в белом наваливаются на меня: трогают, ощупывают, велят дышать глубже и успокоиться. Спрашивают, как меня зовут, какой сейчас месяц, помню ли я, как сюда попала.
Хороший вопрос.
Я даже не знаю, где я.
— Где он?! — я резко дёргаюсь, пытаясь встать. — Где…
Что-то очень хорошее врезается в мой кровоток.
И я сразу расслабляюсь к чёрту.
Моя голова бессильно падает на бок, и я с любопытством смотрю на иглу, воткнутую в трубку, соединённую с моей рукой.
Прикольно.
А потом всё исчезает.
***
Когда я снова открываю глаза, в комнате гораздо тише.
Я моргаю, поворачиваясь на бок.
Фрея виновато улыбается.
— Фрей?
— Окей, это на мне, — быстро выдаёт она, выглядя так, будто только что слопала весь мой запас шоколада. — Когда ты приходила в себя, я решила пошутить…
— Ну-у-у, может, это была НЕ такая уж и хорошая шутка… — передразниваю я её «призрачный» голос.
Она усмехается.
— Неплохо.
— Не так плохо, как твой больничный юмор, — ворчу я. — Что вообще произошло?
— Я, кажется, довела тебя до панической атаки, — она виновато передёргивает плечами. — Так что, да, это мой…
— Где он?
Она молчит слишком долго.
Слишком.
— Где он?!
Я снова пытаюсь сесть, но Фрея тут же берёт меня за руку, удерживая и глядя мне прямо в глаза.
— С ним всё в порядке, Анни. Ну, ему придётся сидеть на антибиотиках, вам обоим. Эта вода была мерзкой. Это был канализационный сток.
К горлу подкатывает тошнота, но я её подавляю.
— Но он жив. Операция по извлечению пули прошла нормально, и сейчас он спит.
И тут меня накрывает.
Похищение.
Игла в мою руку.
Бомба.
Кензо.
Валон.
Заплыв сквозь ад.
Я нахмуренно смотрю на Фрею.
— Как я ещё дышу?
Она ухмыляется.
— Потому что ты чёртов терминатор? Уверена, что ты поставила какой-то рекорд по задержке дыхания, выволакивая вас обоих оттуда…
— Нет, я имею в виду, меня отравили.
Она качает головой.
— Нет…
— Да! Валон! Он ввел мне что-то…
— Медленно действующий седатив.
Я
— Чего?
— Ты бормотала что-то про яд, когда тебя забирали в скорую, так что они взяли анализ крови. Ты была под наркотой, Анни. Но не отравлена.
Дверь открывается.
Я слабо улыбаюсь, когда входят Такеши и Хана.
На лбу и веке Ханы — повязка, а у Така — пара знатных синяков, но они оба улыбаются.
Я вздрагиваю, когда Хана обнимает меня слишком крепко, задыхаясь в моё плечо.
— Спасибо, — всхлипывает она.
— За что?
— За то, что спасла нашего идиотского брата, — рычит Так, ухмыляясь.
Хана тоже улыбается.
— Он после операции. Всё прошло хорошо. Пуля прошла навылет, он потерял кучу крови, но… будет в порядке. Он просто спит…
Дверь снова открывается.
Мал хмурится, увидев Фрею, но когда его взгляд падает на меня, его лицо смягчается, и появляется одна из его редких, приватных улыбок.
— Думаю, тебе стоит знать, — хрипло говорит он. — Кензо очнулся.
***
Когда меня вкатывают в палату, я ощущаю что-то, чего никогда не испытывала.
Как будто мир, жизнь и я сама падаем в пропасть, и всё, что мне остаётся, — это смеяться, плакать и орать одновременно.
Но вместо этого я просто давлю всхлип, пока Хана и Так подвозят меня к больничной койке.
Он выглядит не просто нормально.
Он выглядит живым.
Вернулся привычный цвет лица.
И огонь, который я так люблю, снова горит в его глазах.
Он улыбается мне, и это разбивает меня на части и собирает обратно.
Я даже не успеваю полностью доехать до его кровати, как вываливаюсь из кресла, лезу к нему, изо всех сил стараясь не задеть его рану.
Он морщится, но смеётся, обнимая, наклоняя голову и целуя меня.
Медленно.
Безумно.
Глубоко.
В какой-то момент семья и друзья устают быть проигнорированными и выходят.
Позже приходит медсестра и вежливо просит меня вернуться в свою палату.
Я не ухожу.
Приходит другая и говорит это не так вежливо.
Я всё равно не ухожу.
В конце концов появляется Сота.
Он обнимает нас и улыбается.
А потом говорит главной медсестре что-то такое, после чего она больше не требует, чтобы я уходила.
Правильно.
Я никуда не уйду.
На потолках больничных палат нет звёзд.
Так что вместо них мы просто смотрим на мерцающий голубоватый свет приборов вокруг нас.
Он находит мою руку.
Я поворачиваюсь к нему.
Он говорит, что я маленькая воришка, которая украла его сердце.
Я говорю, что это самый тупой подкат, и нам срочно нужно поработать над его репликами.