Императрица и ветер
Шрифт:
– Я его убью, - серьёзно произнесла Сабрина. Слово "убью" никогда не было для неё литературным преувеличением.
– Не нужно, он ведь разбился, - примирительно улыбнулась Маша.
– Я не про мотоцикл, а про Алекса.
– Его тоже не надо. Сабрина, - Она поймала подругу за руку и открыла глаза. Сабрина уже сидела на краю кровати, и в её глазах не было гнева. В них была тревога.
– Я подумала, раз всё так получилось, это неспроста. Сабрина, я решила забыть его.
– Ничего себе!
– Сабрина всплеснула руками.
– Сколько же лет ты не
– Много, - Маша покусала губы.
– Не смейся, пожалуйста. Я решила, и я забуду. Я хочу рассказать тебе, почему мы расстались, я не рассказывала до сих пор... не обижайся, не потому, что не доверяю тебе. Просто мне кажется, я надеялась всё вернуть.
– Вы расстались разве не потому, что он ничтожество и по любому поводу устраивал тебе сцены?
– Сабрина тяжело вздохнула и возвела глаза к потолку.
– Ладно, не сердись. Я тебя слушаю.
– Это было в феврале, на четвёртом курсе. Я не знала, что его мама следит за мной. Однажды, я пошла на концерт одной рок-группы вместе с Раулем. На следующий день, когда я пришла к Алексу, он устроил жуткий скандал. Он подумал, что Рауль - мой парень, и я никак не могла его переубедить. Он сказал, что будет продолжать со мной отношения только в том случае, если я буду каждый день писать ему отчёт, во сколько, с кем и где я была...
– И ты...?
– с тихим ужасом спросила Сабрина.
– И я согласилась.
Мы познакомились случайно, на форуме в Интернете. Не знаю, как там получилось, но очень скоро я уже не представляла своей жизни без него. С ним можно было говорить на любые темы, он восхищался мной, красиво говорил о любви, а я - юная и наивная - попалась.
Когда наша дружба переросла в нечто большее, мне захотелось встретиться, на что Алекс ответил мне, что он не может ходить. Как будто бы это могло меня отпугнуть! Уже тогда я готова была положить на алтарь любви всё - и свою свободу.
Около года у нас всё было волшебно, как в сказке. Я не любила его, я жила им, хотя в это и тяжело сейчас поверить. Я доверяла ему то, что не рассказывала даже Сабрине. Я рассказала ему о своих воспоминаниях об отце. Всё это кончилось куда прозаичнее, чем началось.
Начались ссоры, сначала мелкие - если я опаздывала на пять минут, потом всё крупнее - если я не могла вовремя ответить на звонок, если я называла его "котя", а ему хотелось, чтобы я называла его исключительно Алексом. Если я его называла Алексом, я на тот момент ему хотелось быть лишь котей. Он никогда не стеснялся в выражениях.
Все грани были перейдены тринадцатого февраля, вечером, за день до праздника Святого Валентина. Он как обычно сидел в инвалидном кресле возле окна. В углу комнаты светился экран компьютера. В квартире было пустынно, только на кухне горел свет. Я знала - там коротает зимний вечер его мама.
– Мне надоело слушать твои сказки о любви!
– кричал он, а я с ужасом смотрела на человека, которого любила. Как я могла не заметить, что принц превращается в чудовище?
– Мне надоело твоё постоянное враньё, твои измены. Ты просто хочешь надо мной посмеяться,
И я действительно начинала чувствовать себя тварью. Я испугалась его потом. Не когда он швырнул в меня книгой. Не когда видела, как краснеет от ярости его лицо, а мышцы на шее напрягаются до состояния струны. Когда поняла, что это не шутка. Это не один из ставших привычными скандалов.
Но тогда я испугалась настолько, что согласилась писать отчёт, чтоб его демоны побрали. Я сломала сама себя, я сделала то, чего бы ни сделала никогда. Он взял из моих рук исписанный дрожащими буквами листок, скомкал его и бросил в угол.
Только тогда я увидела, что это не тот человек, которого я любила.
– На колени!
– крикнул он и указал пальцем на пол.
– Что?
– я стояла перед ним, сунув руку в карманы джинсов, и слегка улыбаясь. Мне не было смешно, но я чувствовала, что если не буду улыбаться, я заплачу.
– Ты не слышишь? На колени или убирайся отсюда, тварь!
– его голос перешёл на хрип. Наконец-то он сорвал себе горло.
– Нет, - просто ответила я. Мне хотелось ударить его и мне не было стыдно, потому что я всегда относилась к нему как к равному, но сейчас я не могла ударить, потому что зазорно бить инвалида.
– Ты изгадила мне первую любовь, ты сволочь, вот ты кто!
– его слова были призваны втоптать меня в грязь, но втоптать меня в ещё большую грязь было невозможно. Нет грязи больше той, куда я только что окунулась сама.
– Не удивлюсь, если и папаша твой был такой же тварью. Надеюсь, он сдох, надеюсь, ты тоже скоро сдохнешь!
Он посмотрел на меня налитыми кровью глазами, судорожно пытался отдышаться, а я впервые разозлилась на него. Не обиделась, не расстроилась, что предала любимого с каким-то там Раулем, а разозлилась. На саму себя тоже. Мне очень хотелось бы знать, какое выражение лица было у меня в этот момент.
Я подошла к Алексу и, уперевшись руками в подлокотники его кресла, тихо прошипела ему в лицо:
– Не смей трогать моего отца, ничтожество, - не пришлось ничего выдумывать, я повторила слово Сабрины.
– Ничтожество. Не звони мне больше.
Я ушла. Потом мне было плохо, видит Вселенский разум. Во мне в страшных муках корчилась и умирала первая и последняя любовь.
– Маша, - Сабрина в ужасе сжала руки на груди.
– Я не могу поверить, ты так долго терпела это. Ты ничего не рассказала мне. Да я бы убила его в тот же вечер. Я бы живого места не оставила на этом ничтожестве!
– Не нужно никого убивать, - Маша села, откинувшись на спинку кровати. Во рту стоял противный привкус железа.
– В том-то и дело, что не нужно. Это моя страшная месть. Я же знаю, что он меня не забудет, что будет мучиться и вспоминать. Видишь, какая я жестокая.
Она нервно рассмеялась и закрыла лицо руками. Сабрина обняла её, погладила по спине. Маша опустила голову ей на плечо. В палате воцарилась такая глубокая тишина, что от осознания собственной незначительности замолчали даже птицы за окном.