Императрица и время

Чурсина Мария Александровна

Отправив в мусорную корзину несколько откровенно ненужных бумажек, она взялась за следующий ящик. В нём царил такой же бардак, немного сдобренный уложенными с краю химическими очками и пачкой перчаток.

Роман у них завязался ни с того, ни с сего, но зато какой это был роман! Со всем, о чём только может фантазировать неискушённая жизнью девушка: были и цветы по утрам, и громкие ссоры, и побеги вдвоём за город, и мучительные разрывы. На момент их встречи у Луксора уже была невеста, и любовный треугольник удалось разрушить только её смертью. В одни моменты она думала, что никогда

больше его не увидит, в другие - что будет с ним всегда.

Что думать сейчас, Орлана не знала. Она вытряхнула последний ящик, и о столешницу стукнулся небольшой свёрток бумаги, перетянутый резинкой. Не особенно заботясь о последствиях, Орлана разорвала бумажную обёртку предмета.

Это оказалась крохотная стеклянная баночка с плотно притёртой крышкой. Если хорошо поискать в лаборатории, то наверняка на одной из полочек нашёлся бы целый строй таких сосудов. Но только эта пряталась в нижнем ящике стола под ворохом бумаг, только эту тщательно завернули в бумагу и оставили до лучших времён.

Только на стенках этой были багровые разводы, будто то, что находилось внутри, вылили, а посуду так и не помыли.

Орлана попыталась отвернуть крышку, но тонкое стекло хрустнуло под её дрожащими пальцами, и осталось на ладони - невесомые бесполезные осколки. Она вытащила из вороха бумаг первый попавшийся лист и ссыпала осколки на него.

Багровые разводы - кровь? Ей было не разобрать, а пробовать стекло на вкус не хотелось, но в эту секунду Орлана знала точно: кровь.

Просидев над разбитой баночкой несколько минут в оцепенении, она и правда почувствовала во рту солёный привкус. Оказалось, до крови искусала губу, и не заметила сама. Орлана принялась заворачивать осколки в бумагу, осторожно прилаживая каждый край так, чтобы не разбить остатки ещё сильнее. Когда дело было закончено, она швырнула получившийся комок в корзину и уронила голову на руки.

В дверь лаборатории осторожно постучались, но Орлана не ответила. Хоть голова и гудела, она занялась остатками бумаг. Рутинная работа успокаивала. Должна была успокоить.

Мелькнувшие в записях знакомые фразы заметила не сразу, только в подсознании мелькнуло: 'Освещение. Одна минута. Хлопнула дверь'. Орлана принялась перебирать уже сложенные в стопку листы заново. Закорючки Луксора трудно было разобрать, и пальцы скользили по бумаге, то и дело норовя пропустить пару листов.

Наконец, она нашла: несколько слов, выведенные посередине чистой страницы. Перечёркнутые несколько раз, они всё равно остались хорошо видны. Стрелки в одну сторону и в обе, несколько раз переписанные слова, будто он мучительно размышлял, пока изображал всё это.

Орлана сложила найденный лист пополам, потом ещё пополам и поднялась. Шпионская операция дала даже больше, чем она ожидала.

Сегодня Орлана надела платье из малинового шёлка, с широким поясом, с широкими рукавами и с вырезом, обнажающим ключицы. Она сегодня распустила волосы и в первый раз отложила в сторону тёмные краски для ресниц и губ. Но оказалось, что нервный румянец на щеках проступает даже сквозь пудру, а в ярком платье хочется спрятаться от взглядов - куда привычнее чёрное, простое.

Она

надеялась, что сегодня пойдёт за Эйрин, а оказалось, что идти не за кем. Стоя посреди пыльной развалины, Орлана жалела ещё об одном - что взяла с собой Аластара. При нём не ударишь кулаком по обрушенной стене из белого камня. При нём даже не припомнишь пару демонов - самых жутких, чтобы послать к ним всё мироздание.

Проходя по комнатам, она нашла на полу одной широкую зелёную ленту - ленту Эйрин, - а её самой не нашла. Орлана испытала нездоровое желание обойти здесь всё, измерить шагами тропинку, уходящую в лес, спуститься к мосткам, потому что здесь везде ходила её дочь.

– Когда они ушли?
– Голос явно дрожал, слишком явно.

Потому что Аластар даже помедлил с ответом.

– Вчера вечером мне доложили, что они ещё здесь. Значит, они ушли ночью или ближе к утру.

Орлана вышла из развалины и направилась к остаткам пирса. Высокая влажная от росы трава обнимала её щиколотки точно так же, как обнимала бы ноги Эйрин. Орлана думала, как каждое утро её дочь спускалась к реке, чтобы умыться, и не могла перестать думать об этом.

– Уходите в замок, я вернусь сама, выдала Орлана и уселась на столбик, оставшийся от мостков.

– Что ещё произошло, моя императрица?
– Аластар остановился слева от неё, обхватил пальцами одной руки запястье другой, и руки его были в красных перчатках - работа.

Она долго молчала, щурясь на солнечные блики на воде. Здесь Сантарин разливался перед тем, как впасть в море, и с одного берега был едва заметен противоположный - тёмная полоска на горизонте. Орлана ожидала, что Аластар уйдёт, но он остался стоять.

Тогда она положила на колени лист, найденный в кабинете Луксора, развернула его, прижала ладонями, чтобы не отдать ветру. На некогда белоснежной бумаге остались следы от её пальцев - Орлана всю дорогу сжимала находку так, что всю измяла.

– Как вы считаете, Луксор тоже хотел мне помочь?

Она протянула лист Аластару. Тот принял улику и некоторое время молча рассматривал, будто бы там было, что рассматривать, кроме нескольких перечёркнутых слов. Орлана наблюдала за тем, как волны облизывают выброшенную на берег подгнившую доску, облепленную раковинами моллюсков.

– Могло произойти всё, что угодно.
– Начальник тайной полиции протянул листок ей обратно.
– Нельзя делать выводы по нескольким нацарапанным словам.

– Там был ещё пузырёк с разводами крови на стенках. Я разбила его... нечаянно. Думаете, что это тоже совпадение? Аластар! Где во всей империи мне его искать? Или за её пределами... Или в другом мире? И где мне теперь искать Эйрин?

Она стукнула кулаком по коленке и сжала зубы, чтобы не застонать от бессилия.

***

Было пасмурно, тепло и сухо. Восточный ветер нёс брызги дождя, солёные, как брызги моря. Ветер гонял по улицам стайки сухих листьев. Эйрин наклонилась и подняла один: он был хрупкий, размером чуть меньше её ладони, но такой же жёлтый, как листья вечноосенних деревьев в Альмарейне. Ей нестерпимо сильно захотелось домой.