Империя молчания
Шрифт:
Он снова взглянул на голубя, который обходил крупный булыжник, лежащий в траве, у него на пути. Тут Антон понял, что он должен сделать. Не так давно у его бабушки заболела собака. Сельский ветеринар сказал, что он бессилен помочь, и предложил усыпить пса. Бабушка поплакала и согласилась, так как выносить страдания животного она уже была не в силах. Пес на тот момент мог только лежать и поскуливать, ничего не ел. Один укол – и дело было сделано. Без мучений, без боли. Ей быстро подыскали щенка, который не давал ей скучать по старому псу, а заодно развлекал Антошу во время визитов к бабуле.
Он поднял камень. Оценив вес булыжника двумя руками, Антон решил, что тяжести должно хватить, чтобы убить несчастную птицу одним ударом. Логика его была простой: забрать птицу домой он не мог, бросить голубя во дворе означало мучительную смерть
Он сделал шаг вперед, настигая голубя, замахнулся и бросил камень на птицу. Камень ударил не по голове, а по телу, голубя придавило весом булыжника, но лишь на секунду. Антон увидел, что ничего не вышло. Маленькое тельце трепыхалось на земле, пытаясь подняться. По всей видимости, Антон сломал птице еще несколько костей своим ударом. Из его глаз брызнули слезы. Он хотел сделать как лучше, но сделал только хуже. Несчастному существу стало еще больнее, теперь оно еще больше напугано, даже встать не может, и все из-за него.
Собрав в кулак остатки самообладания, мальчик вновь поднял камень и вдруг осознал, что находится во дворе пятиэтажки, поднял глаза на дом: десятки окон и балконов смотрели на него темными стеклянными прямоугольниками проемов, как сотня наблюдающих за ним глаз. Кто угодно из жильцов дома мог стать свидетелем его поступка, в том числе его мать. Интересно, что бы она сказала, увидев эту сцену? Обежав глазами окна и балконы, и хоть и не до конца убедившись, что свидетелей нет, повернул голову к своей жертве, встал на колени и, рыдая, стал наносить удар за ударом камнем, уже не бросая его, а крепко держа в руке. Он не помнил, сколько ударов нанес. Он даже не стал смотреть на результат своих усилий. Но, поднимаясь с колен, сквозь пелену слез, застилавших глаза, мельком увидел кровавое месиво посреди серых перьев.
Он убежал оттуда, сам не зная куда, в итоге очутившись возле заброшенного недостроенного дома, в который частенько забирался во время прогулок. Антон зашел в подвал, сел на корточки, упершись спиной в стену, и прорыдал, наверное, целый час. Выплакав все слезы, он решил как можно скорее забыть случившееся, отмахиваться от воспоминаний при каждом всполохе мыслей об этом дне, и, конечно, он дал себе обещание никогда и никому об этом не рассказывать. Поначалу у него не очень получалось не вспоминать, но частые практики сделали свое дело, и он забыл. До этого утра у него отлично выходило не думать об этом дне.
До этого утра.
Сейчас же он лежал на кровати, смотрел в потолок. Но мысленно он был там, в том прекрасном летнем дне, на коленях и с камнем в руках. Одновременно он был на той дороге: вцепившись в руль, давя ногой на газ, он видел голые липы по обе стороны улицы и взгляд той девушки.
Он лежал и думал о том, что, может быть, он всегда был таким: жестоким, без капли сожаления. Ведь что ему стоило тогда поймать птицу, отнести ее домой, выходить и отпустить на волю? Может быть, мать сжалилась бы над ними обоими, а если нет, он мог попробовать попросить помощи у других взрослых. Да мало ли в действительности было вариантов, как поступить? Но он выбрал самый чудовищный способ избавления от проблемы. Так же, как и с Катей. Не вспоминать, затерять как можно глубже в себе свой поступок было несложно. Но он все равно знал и чувствовал все это время, какой он на самом деле.
Сопровождаемый мрачными мыслями, он встал и начал собираться на свою ненавистную работу.
Работа не заладилась с самого утра. Такие же ощущения у него бывали, когда он только начинал свою карьеру, точнее, когда начал понимать, какие именно у него задачи.
Когда он только пришел сюда, молодой, бодрый, полный решимости делать добрые дела на благо жителей своего города, района, страны, всего человечества, он надеялся, что у него будет яркая, насыщенная, интересная, креативная, насколько это возможно для юриста, сфера деятельности. На самом деле все свелось к выполнению поручений, не требующих особого новаторства. Единственное, что можно было считать креативным, – это его выступления в суде против людей, которым он планировал помогать, людей, защищавших свои права, требовавших чего-то, что было положено им по закону. Чаще всего дело касалось недвижимости или прав на землю.
Такая
Но и это было редкостью, чаще он просто отвечал на запросы горожан. Все ответы были под копирку. Большинство проблем, с которыми обращались жители, не имели решения, потому что бюджет не был предназначен для их решения, что им, собственно, и сообщалось. Остальную, совсем уж скучную работу делали его подчиненные из юротдела.
Просидев около часа, тупо глядя на экран компьютера, на котором красовалась очередная заготовка ответа, сводившегося к банальному «нет денег», он кое-что понял. Все его мысли утекали в одном направлении, никак не связанном с тем, что он пытался делать. Он не хотел работать, он хотел узнать, что с девушкой. Вопреки советам, вернее, наставлениям дяди, он еще вчера вечером нашел номер телефона больницы, куда ее отправили. Это было нетрудно – больница была всего одна на несколько районов. После обеда, понимая, что работать он не сможет, Антон наконец решился позвонить туда. Он выяснил номер отделения, куда определили Катю, имя, фамилию и номер телефона врача, заведующего этим отделением. Позвонил ему и договорился о встрече. Врач, узнав его имя, сказал, что уже наслышан о нем. Шутка получилась неудачная. Ну, или Антону было не смешно. В любом случае доктор был явно расположен к общению и ничего странного в его желании встретиться не усмотрел. Антон подумал, что, возможно, это как-то связано с его работой: мало ли странного видит психиатр в своей практике.
Позже, уже подъезжая к зданию больницы, он усомнился в своем решении. Здание недавно отремонтировали, на его территории были посажены небольшие деревья и даже была пара клумб. Конкурс по ландшафтному дизайну двор клиники, конечно же, не выиграл бы, но смотрелось все вполне прилично. Однако, помимо внешней благопристойности, было в этом месте что-то, что заставляло Антона медлить и колебаться. Что-то отталкивающее. Он уже вышел из машины, но остановился возле нее, не решаясь преодолеть последние пару десятков метров до входа в здание, взглянул на часы и понял, что у него в запасе есть еще несколько минут до назначенного времени. Закурил, рассматривая три этажа здания. В окнах ничего и никого не было видно, кое-где висели занавески, кое-где жалюзи, но большинство окон не могло похвастаться ни тем ни другим, а какие-то окна были больше чем наполовину заклеены изнутри – туалеты, по всей видимости. Обычное здание, оно выглядело почти так же, как старые корпуса районной больницы.
Антон не верил во всякие убеждения про энергетику мест, объясняемые паранормальной активностью или духами, и в прочие мистификации, но сейчас был готов прыгнуть обратно в машину и уехать, не оглядываясь. Здание давило на него, оно пугало, навевало чувство беспомощности и безнадежности. Он знал, что внутри него находится много людей, которые очень сильно отличаются от других. Они были ему непонятны, так же как и индивиды, которые здесь работали. Кто вообще захочет работать в таком месте? Он довольно часто, как ему казалось, задумывался о психически нездоровых людях. Наблюдая за собой как бы со стороны: необщительный, одиночка, вечно недовольный жизнью, теперь еще практически убийца, то есть социально опасный элемент общества, – он находил в себе множество черт, которые могли бы помочь ему оказаться однажды в этом или подобном заведении. В народе бытовало мнение, что человек, единожды здесь оказавшийся, будет навсегда связан с этим местом. И это не было лишено смысла. Хоть об этом редко говорили, но те, которым не повезло иметь родственников, лечащихся здесь, в рассказах о них всегда употребляли слово «опять»: опять сорвался, опять уехал на лечение. Наверное, это и было тем, что он ощущал здесь как безнадежность. Если тебя признавали невменяемым или психически больным, назад, в мир нормальных, здоровых представителей рода человеческого, обратной дороги не было. Пациенты этого места могли пытаться устроиться на работу, вести обычный образ жизни, заводить отношения, но между ними и тем, что они хотели делать, как хотели жить, между тем, кем хотели стать, всегда стоял их опыт пребывания здесь и тот факт, что все об этом знали. В маленьких городках такое было не утаить, все знали всё. И даже если не знали, вскоре узнавали.