Империя молчания

Анишин Виктор

Разогнавшись слишком сильно, он отъехал уже на десяток метров, когда наконец убрал одеревенелую ногу с тормоза. Посмотрел в зеркало заднего вида: силуэт в сером пальто лежал на дороге не шевелясь.

2. Дядя

Антон чувствовал, как бешено стучит его сердце, он гнал все быстрее и быстрее, он был уже за городом. Он не помнил, как уехал так далеко; дома, перекрестки, дорога – все это слилось в серую мешанину, перед которой стояло лицо девушки. Он вспомнил ее глаза. Красивые яркие серые глаза. Сейчас он представлял, как они, широко открытые, смотрят в тусклое, по сравнению с ними, грязно-серое небо.

Он остановился

и вышел. Он уехал достаточно далеко от города, повернул на проселочную дорогу и теперь стоял поблизости от полуразрушенной фермы. Доставая сигареты из кармана, он увидел, что его всего трясет. Он не понимал, как вообще смог вести машину в таком состоянии. Руки просто не слушались, поэтому первую сигарету он нечаянно сломал. Почему-то именно это стало точкой срыва. Он сел на переднее сиденье, рядом с водительским, и заплакал. «Что я наделал?» – продолжал он повторять про себя, как будто этот вопрос мог что-то изменить.

Немного успокоившись, он закурил. Он начал представлять себе, как кто-то из прохожих или проезжающих мимо замечает Катю, звонит в больницу, как на место происшествия приезжает скорая помощь, как медики пытаются нащупать пульс у девушки, лежащей на дороге, как они сухо констатируют смерть, как запихивают ее тело в черный, пластиковый, огромного размера мешок, предварительно закрыв ее красивые глаза.

Наверное, потому он и уехал. Убедившись, что девушка не шевелится, он не хотел даже подходить к ней, боясь того, что увидит. Всего несколько минут назад она дышала, говорила, презрительно смотрела на него. В ее венах текла кровь, которая насыщала кислородом мышцы ее тела, органы, кожу. Она была жива. Строила планы, делала покупки, скорее всего, любила кого-то и уж точно была любимой. Такую девушку точно кто-нибудь любил. Возможно, и он тоже влюбился бы в нее, узнав лучше, проведя с ней какое-то время, если бы их знакомство сложилось иначе. Но он отнял у нее все это: возможность дышать, говорить, смотреть на мир, строить планы, любить, жить.

На его глазах опять появились слезы, но новый приступ жалости к себе прервал телефонный звонок.

На экране высветилось имя звонившего: «Дядя Вася». Дядей Васей он звал брата своего покойного отца, по совместительству начальника городского отдела полиции. Он крайне редко звонил Антону сам. Всегда звонил Антон, чаще всего с просьбами, которые исходили от матери, но, так как мать дядю Васю недолюбливала или делала вид, что недолюбливает, предпочитала под предлогами «мужских дел и разговоров» и «ты ему лучше объяснишь» перекладывать это бремя на сына. Ему дядя Вася и самому не очень нравился. Властный грубый мужчина за пятьдесят был начальником уже больше десяти лет, не планировал выходить на пенсию, поскольку зарабатывал (если так можно назвать получение крупных взяток) весьма неплохие, по меркам небольшого города, деньги. Обычно руководители крупных, да и мелких, структур не спешили расставаться с насиженными местами. Перебрав возможные причины звонка дяди Васи, Антон решил, что звонок насчет Кати. Видимо, его кто-то видел, узнал машину, и теперь, помимо мук совести, ему грозит еще и тюремный срок за убийство.

– Алло, – ответил он глухо, – дядя Вася?

– Привет, голубчик, – пробасил в ответ динамик телефона. – Мне тут доложили, что ты девушку сбил, она на тебя заявление собирается писать.

– Понятно, – произнес Антон все так же глухо, и тут до него начал доходить смысл сказанного. – Что? Какое заявление? Она жива?

Он подскочил и начал ходить вокруг авто, как заведенный. Радость от того, что девушка каким-то чудом выжила, дала прилив энергии, которую организм сразу решил израсходовать.

– Жива и даже почти невредима, но очень

обижена на тебя, дружок. Говорит, ты специально ее убить пытался. Ты в следующий раз старайся лучше, что ли. Труп замять легче. Он не разговаривает в отличие от твоей дамы. Что нам с ней делать-то теперь?

Дядя Вася явно был недоволен сложившейся ситуацией и ждал, по всей видимости, объяснений от Антона.

– Замять труп? – тупо переспросил Антон, как бы самого себя. – Не надо труп! Я не хотел ее сбивать, это случайно получилось. Ну, точнее, не случайно, но я рад, что она жива.

– Рад он, – повторил за ним дядя Вася и продолжил уже повышенным тоном: – Делать-то с ней что, радость ты моя?

– Я не знаю. Я сейчас приеду, извинюсь перед ней. Раз она не пострадала, значит, все в порядке.

– Да ты сбрендил совсем? – дядя Вася уже почти орал в трубку, от шутливого тона не осталось и следа. – Извинишься? Это признание вины. Ты понимаешь, чем тебе это грозить будет?

– Ну… если она в порядке, то ничем?

– Господи, отец идиотом был, и сынок такой же вырос. Это покушение на убийство! Возможно, сможем снизить планку до статьи полегче, но, друг мой, нам это не нужно. Ты у нас в администрации не просто так сидишь. Никаких признаний, извинений не будет. Это не ты.

Антон в очередной раз вспомнил, почему он так не любит дядю. Каждый раз, когда они общались, дядя проводил эту параллель. Антон и его отец. Как они похожи, одинаковы, один в один, яблочко и яблоня. Он любил отца, запомнил его прекрасным человеком, ему бы понравилось сравнение с отцом в любом другом контексте. Не в дядином. Его замечания об их сходстве всегда напоминали не комплименты, а скорее откровенные оскорбления.

– Но это я! – перебил его Антон.

– А вот и нет! – почти игриво отозвался дядя Вася. – Слушай, не паникуй. Давай, где ты там есть, подъезжай к моему дому, я за тобой служебную машину пришлю, привезут тебя сюда, обсудим, как все будет. Хорошо?

– Хорошо.

Антон, привыкший на подобные указания старших отвечать согласием, еще и покивал для убедительности, хотя бы самому себе. Дядя Вася тем временем повесил трубку. «Хорошо», – еще раз сказал Антон, но уже шепотом. Разговор, который он едва запомнил, оставил после себя неприятный осадок, но это не помешало ему еще раз порадоваться тому, что девушка выжила.

Тут он осознал, что до сих пор ходит, как заведенный, вокруг машины. Он сел на водительское кресло и заключил, что, перед тем как ехать, нужно успокоиться и промотать в памяти недавний разговор. Он вновь закурил, постарался расслабиться, откинувшись в кресле, положил голову на подголовник, подняв подбородок. Припомнив все, что сказал ему дядя, он понял две вещи: во-первых, он уже ничего не контролирует в этой ситуации (будто он что-то контролировал!), во-вторых, девушке грозит опасность, если она не перестанет его обвинять, одному Богу известно, что они с ней сделают.

Система власти, при которой каждый друг другу помогает, покрывает мелкие и более крупные грехи товарищей по счастью, по принадлежности к городской элите, держится на том, что люди, которые этим занимаются, должны делать это беспрекословно, по принципу «надо – сделаем». Антон с этим принципом прекрасно ужился. Поначалу он задавал вопросы, но, выслушав в сотый раз одну и ту же песню про «слушай, дружище, мы все так делаем, тебе нужно будет что-то – и для тебя сделаем», он сдался, хоть и не мог представить себе такую надобность – до сегодняшнего дня. Антон понимал, что, как главная юридическая сила администрации района, он важен, что проблема с обвинением его в покушении на убийство никому из его соратников не нужна, поэтому решать проблему будут сразу же и наверняка.