Империя молчания
Шрифт:
Катя отличалась от всех них. На его памяти была всего пара человек, которые вели себя подобным образом, редкие исключения. Отличались они своей внутренней уверенностью, которая никак не зависела от его ответа или действий.
Он так же молча принял документы и посмотрел на титульный лист. Оформлено все было грамотно. Обращение не от лица кого-то конкретного, а от жителей района. В конце была надпись «От нижеподписавшихся» и большое количество листов с подписями и данными этих людей. Как и сказала Катя, их было 1 541 человек. Он не проверял, но поверил ей. Большое количество для их небольшого района. Он поднял глаза на девушку.
Катя больше не смотрела на него. Пока он разглядывал документ, он не мог наблюдать за ней, но она могла. Может быть, пока он таращился на бумаги, она увидела в его лице то, что окончательно
Зная, что исход предрешен, он искал слова, которые помогли бы ему донести до Кати честность его намерения попытаться повлиять на ситуацию и одновременно внести ясность в отношении нерадужной перспективы. В голову приходили только избитые фразы, которые обычно и говорили чиновники людям, надеявшимся на справедливое разрешение ситуации. Он подумал, что честность и признание его беспомощности будут лучшим вариантом.
– Я мог бы сейчас сказать, что мы предпримем какие-то меры, даже что мы предпримем все возможные меры, но вы сами понимаете, что все уже решено, – выдохнул он наконец.
– Я этого не знаю, и остальные подписавшиеся люди не знают.
– Я действительно думаю, что вам не стоит тратить время на это. Я бы очень хотел помочь, но не могу.
Он вложил в свои слова всю искренность, на которую был еще способен, и надеялся, что она войдет в его положение. Говоря, что он хотел бы помочь, он говорил правду, он хотел помочь каждому входящему в это здание. Каждую историю, которую он слышал в этом кабинете, он пропускал через себя, пробовал поставить себя на место человека, который к нему обращался. Он сам не понимал, зачем он это делал. Он мог бы отмахиваться от этого, как от всего другого неприятного, что происходило в его жизни, в его родном крае, в его стране. Но когда перед ним сидел живой человек, говорил с ним, делился часто сокровенным, он приоткрывал эту внутреннюю дверцу и запускал в себя те печали, которые приносили ему эти люди. Возможно, таким образом он пытался возместить им или самому себе свое бессилие, словно то, что он на какое-то время примерит на себя их неудобства и боль, вместо того чтобы попытаться помочь им, облегчит их беды. Или его. Но в ответ он им врал или говорил не всю правду, чтобы не ранить их, чтобы не выглядеть мерзавцем и одновременно остаться лояльным той системе, винтиком которой являлся. Сейчас он этого не делал. Наоборот, он сказал девушке все как есть, не соврал, не стал придумывать тысячу и одну причину отказать, как он обычно это делал, сочувственно кивая. Действительно сочувственно. И сейчас Антон хотел, чтобы и она прониклась, поняла, что он в безвыходном положении.
– Зато обдолбанным на работу прийти смогли. – Двухсекундная задержка девушки с ответом вылилась в то, что Антон меньше всего ожидал услышать.
– Что, простите?
– Вы явились в состоянии наркотического опьянения, и вместо того чтобы взяться за выполнение своей работы, вы сидите и с видом мудреца пытаетесь мне внушить, что вам нет смысла пробовать сделать хоть что-то из-за того, что все якобы решено. Кем решено и что решено, не уточняя. Вот только дело в том, что это наша земля, а вы, как нанятый нами, людьми, которые здесь живут, работник, один из многих, должны отстаивать наши интересы. Но вы не хотите. Скорее всего, вы хотите вернуться домой и выспаться. И я вам советую именно это и сделать, а когда проснетесь, подумайте, какая от вас вообще польза, как от работника, как от члена общества и как от человека.
Все это она говорила спокойно, размеренно, без капли злости, немного
Пока он завидовал и удивлялся, одновременно подыскивая достойный ответ, девушка встала и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. А он так и остался сидеть за своим столом, приоткрыв рот и подняв руку, обращенную к уже закрытой двери, в жесте, призывающем к продолжению беседы. Ее спокойствие и уверенность, в противовес его рассеянности и несобранности, вывели Антона из себя. Он скинул со стола пачку бумаг, на самом верху которой лежало ее чертово заявление с 1 541 подписью.
Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза и прислушался к своему телу. Тело ныло, тело мерзло, тело хотело лечь и лежать. Он чувствовал, что обессилен, но в то же время, казалось, каждая мышца была болезненно напряжена. Сильный недосып не был для него чем-то непривычным. Мучающийся долгое время проблемой с засыпанием, он знал это состояние, в котором хочется снять с себя свое тело, словно саднящее изнутри, как костюм. Но сегодня благодаря наркотику и тому, что действие его закончилось, все знакомые ранее симптомы ощущались во сто крат ярче.
Отметя в сторону дух неповиновения, он смирился с очевидным. Его друг и его новая наглая знакомая были правы: ему стоило поехать домой и выспаться, а проснувшись, в очередной раз подумать о своей полезности. Если бы Катя знала, как часто он об этом думал, она не стала бы так говорить, а просто обняла бы его и пожалела.
Попрощавшись с Кариной, бросив ей дежурную отговорку: «Очень надо / очень срочно / возможно, не вернусь», он ушел.
Выезжая со стоянки, он все еще чувствовал раздражение. Он задавался вопросом: почему она так вела себя с ним? Она видела его в первый раз, не знала его, не знала, чего он хочет, не знала, что в этой ситуации он мог или не мог сделать, но при этом отнеслась к нему так, будто он весь прозрачен и она знает о нем все. И самым противным было то, что она на самом деле угадала, как минимум, что он только и думал о том, как хочет спать. То, в чем она была не права, тоже задевало его. Но итогом их общения стало то, что она сказала ему отоспаться, и сейчас он ехал отсыпаться. Пакость. Ему и так всю жизнь приходилось делать то, что велено, а сейчас еще какая-то протестующая девчонка указывала ему, что делать. Как будто она что-то там понимала со своими подписями о нем и его работе. Он уже не испытывал того трепета, как в первый момент их встречи. Он был очень зол.
Он отъехал от здания администрации совсем немного. Дорога, которую он выбрал, была окольной, проезжая по ней, не нужно было стоять на светофорах на площади. Немного моросил дождь, но видимость была отличная, такая, что он разглядел ее издалека. Катя собиралась переходить дорогу ему наперерез по пешеходному переходу. Он ехал медленно и на достаточном расстоянии, чтобы она могла начать движение через проезжую часть. Естественно, она не знала, что в автомобиле сидит он. Антон посмотрел на нее и внезапно для себя решил проучить девушку. Удивить, ошарашить, как она его. Он вдавил педаль газа в пол, автомобиль моментально стал набирать скорость, она успеет отскочить, но точно испугается. В этот момент он ощутил, как пугающее, незнакомое ранее чувство целиком наполняет его, чувство власти, желание подавить волю другого человека, сделать так, чтобы другой делал то, что он хочет, чтобы чувствовал то, что он хочет. Зачатки подобного он замечал в себе и ранее, но никогда не давал себе разрешения действовать. Сегодня дал.
Все происходило слишком быстро. Приближаясь к Кате, будучи уже близко от нее, он испугался, хотел нажать на тормоз, но продолжал, и даже еще сильней, давить на газ. Злость на девушку оказалась сильнее. Она удивленно посмотрела на быстро приближающуюся машину, ее лицо из удивленного за доли секунды преобразилось в полное ужаса. Он наконец отпустил педаль газа и нажал на тормоз, но поздно. Глухой удар. Девушку швырнуло сначала на его лобовое стекло, затем вправо почти на тротуар.
Она даже не попыталась убежать или отскочить. Увидев мчащуюся на нее машину, она просто замерла на месте.