Империя молчания

Анишин Виктор

Войдя, он удивился в очередной раз тому, в каком состоянии находилось здание полиции изнутри. Снаружи оно было недавно покрашено, даже крышу поменяли. Но внутри – безобразие. Обшарпанные стены, которые не красили уже, наверное, лет тридцать, еще помнили, судя по надписям и рисункам, времена былого студенчества. Почти полностью стертый посередине линолеум, ненадежно, как оказалось, прятавший старый, проглядывающий местами, дощатый пол, тоже лежал здесь уже много лет. Окна были новыми, пластиковыми, их заменили несколько лет назад, но, к сожалению, с тех пор, похоже, ни разу не мыли, иначе они могли бы смотреться вполне прилично.

Дима проводил Антона в довольно большую комнату, в которой стоял диван, стол и пара стульев, свободного места при

этом здесь оставалось слишком много, что создавало ощущение, будто в помещении чего-то не хватает. Пустые стены с грязными плинтусами внизу хотелось чем-то прикрыть: мебелью, картинами или в крайнем случае ковром, на манер той эпохи, которая здесь осязалась. Дима предложил ему присесть, а сам попрощался и скрылся за дверью. Антон скептически осмотрел предложенный ему диван. Таких диванов он не видел уже очень давно, но хорошо помнил их. Раньше подобные были в каждом доме. Обивка двух мягких частей, раскладывающихся при необходимости в широкое спальное место, когда-то была, вероятно, серо-песочного цвета, с красивыми узорами, как он запомнил с детства. Узоры еще кое-где угадывались, а вот цвет был уже совсем не тот. Слишком много тел, сидевших на нем, видела обивка дивана за время своего существования. Антон не мог придумать название этому оттенку. Коричнево-противный или отвратительно-бурый? Прямо путешествие в детство. Ему стало интересно, сколько лет этому чуду. Так и не решившись присесть на раритет, он отошел в дальний конец комнаты и уселся на один из стульев, стоящих возле стола, предусмотрительно стараясь в этот раз не разглядывать место посадки. Присев, он достал телефон из кармана: ни пропущенных вызовов, ни СМС не было. Странно. Не то чтобы он надеялся на то, что его хватятся на работе, но, учитывая то, как именно он ушел, интерес начальства был бы вполне оправданным.

В этот момент дверь шумно отворилась, и в кабинет не менее шумно ввалился его дядя.

– Ну, здравствуй, дорогой!

Он с порога начал разговор. Его дядя вообще не любил тянуть с чем-либо, касалось ли это слов или действий. Его облик абсолютно соответствовал решительному характеру. Когда он шел, его голова и плечи как бы немного опережали остальное тело, и, если смотреть сбоку, казалось, что он медленно бежит, а не идет. Большого роста, широкоплечий, статный, в прошлом весьма привлекательный мужчина, его дядя сейчас благодаря своей любви к удовольствиям жизни, таким как алкоголь и вкусная еда, выглядел заплывшим в области лица и необъятным в области талии.

Если бы он проводил ассоциацию дяди с каким-либо животным, он бы выбрал быка, однозначно. Себя ему нравилось ассоциировать с котом, хотя он никогда бы в этом никому не признался. Он не замечал сходства себя с этим животным ни во внешности, ни в поведении, ни в характере, разве что в манере говорить. Хоть коты и не разговаривали, он почему-то думал, что, если бы они могли, они делали бы это как он: мягко, вкрадчиво, немного лениво. Хотя он подозревал, что окружающие могли бы придумать его манере речи иные, не такие приятные эпитеты.

– Решили мы твой вопросик, не переживай. – Дядя самодовольно ухмыльнулся.

– Как? – спросил Антон, начиная переживать, вопреки дядиному указанию.

– Отчет хочешь? О проделанной работе? – Было видно, что тон племянника сильно напряг большого начальника. Вряд ли с ним кто-то смел так разговаривать.

– Да нет, извини. Я немного не в себе. Просто интересно.

Кающийся и трагический голос Антона вкупе с заискивающим взглядом сделал свое дело – дядя сменил гнев на милость. Он вообще был на удивление жалостливым человеком, во всяком случае, по отношению к нему, невзирая на такую менторскую позицию, а может, именно благодаря ей, дядя всегда был скорее благодушен к племяннику, в своей особой манере.

– Ладно, пойдем в мой кабинет. Зачем тебя вообще сюда привели? Этой комнатой никто не пользуется. Дима – парень вроде смышленый, но иногда как выдаст что-нибудь – только удивляешься.

Стараясь поддержать разговор, не напоминая

о Кате и решении «вопросика», чтобы не раздражать дядю, который, очевидно, заговорит о том, что интересует Антона, только тогда, когда сам решит, он поинтересовался, почему не используют кабинет. Оказалось, что здание слишком велико для небольшого районного отдела полиции, многие кабинеты пустуют, во многих из них осталась мебель из учительских, например, как в том, в котором побывал Антон. Также он узнал, что у них теперь даже есть спортзал, который недавно отремонтировали, «но эти ленивые ублюдки не хотят заниматься спортом». При этих словах Антон покосился на главаря ленивых ублюдков и заметил, что кое-что изменилось в дяде. Теперь не голова и плечи были при ходьбе впереди него, а его живот. Он не видел дядю Васю несколько месяцев. По всей видимости, для дяди и его живота это были весьма сытые несколько месяцев. Конечно, Антон не осуждал его за грех чревоугодия, а вот за лицемерие осуждал. Молча, само собой.

Дойдя до дядиного кабинета, который находился в самом конце коридора, они вошли в двойные двери из настоящего дерева, покрытого лаком. Выглядели они роскошно, хотя посреди общей разрухи, царившей в коридоре, это смотрелось диковинно. В кабинете лежал ковер, стоял большой стол, кресло во главе стола выглядело как трон, большое, из натуральной кожи (в этом не было сомнений), смотрелось вполне стильно, несмотря на пафосную броскость всего остального. В отличие от комнаты, которой не пользовались, здесь был соблюден баланс мебели и пространства. У стен стояли в ряд книжные шкафы, полные книг, каких-то наград в виде кубков и прочей исключительно сувенирной ерунды. И да, для дяди Антона книги тоже являлись исключительно сувенирами. Как он сам однажды выразился: «Я в школе учебников начитался по горло, больше не хочу».

– Присаживайся, дружочек, – сказал дядя почти ласково. Отвлекшись на рассказ о новом спортзале полиции, он, казалось, забыл об оплошности Антона. – В общем, девушка твоя оказалась очень упертой, все говорила и говорила о том, что это ты ее сбил, что она это собственными глазами видела. Даже после того, как мы ей сказали, что съездили к тебе на работу, застали тебя там, опросили свидетелей, которые подтвердили, что ты никуда не уходил, был все это время на месте и просто не мог сделать того, в чем она тебя обвиняет. Угомонилась она только тогда, когда мы ее медикам передавали, уже здесь, в отделении.

– Каким медикам? Зачем? – спросил Антон, уже смутно подозревая, каким медикам и зачем.

– Ну, это ж бредовое состояние, – дядя гадко хихикнул. – Я позвонил Михаилу Федоровичу в районную психбольницу, это наш знакомый доктор. Он сказал, что такая симптоматика могла быть вызвана стрессом от перенесенного травматического события, ей просто необходима помощь специалистов.

В конце он снова хихикнул. Вся его речь была преисполнена бахвальства. Антон, хоть умом и понимал целесообразность принятых мер, почувствовал тошноту. Девушка, которая пострадала из-за него, хотела найти защиту у представителей закона, а вместо этого получила билет в психушку. Районная психбольница была печально известна всем жителям соседних населенных пунктов, при ее упоминании, особенно в связи с каким-то человеком, там побывавшим, сразу становилось ясно, что этот человек для общества потерян. Антона такой настрой окружающих смущал, ведь болезни должны вылечиваться, а не осуждаться обществом, но глубоко внутри себя он тоже ощущал предвзятость к людям, побывавшим в стенах этого учреждения.

– Понятно, – проронил Антон в ответ на краткий отчет дяди. – А можно мне контакты врача?

– Зачем они тебе? И ты больше ничего сказать не хочешь?

Антон снова почувствовал в голосе дяди угрозу и нотки раздражения.

– Да, извини, спасибо тебе большое.

Дядю, разумеется, не обрадовала его вымученная благодарность.

– И ты, кстати, не хочешь мне поведать, что за бес в тебя вселился? С моей работой мне и хуже видеть приходилось, но ты такого раньше не творил, мальчик.