Империя проклятых
Шрифт:
– Прекрасной, – пробормотал Жан-Франсуа.
Последний угодник-среброносец оторвал глаза от химического шара, и его взгляд упал на последнюю иллюстрацию историка – изображение Габриэля, стоящего на страже в темноте. Когда вампир поднял на него свои шоколадно-карие глаза, в которых можно было утонуть, Габриэль медленно кивнул.
– Иногда, – согласился он. – Иногда она может быть прекрасной.
Губы Жан-Франсуа скривились, когда угодник сделал еще один глоток вина.
– Но тогда я не осознавал всей этой красоты. Когда я остался один и наконец перевел дух,
И, вглядываясь в темноту, я вдруг осознал, что она смотрит на меня в ответ.
Сердце у меня сжалось при виде бледной, как призрак, фигуры, стоящей среди деревьев. Она была одета только в ветер, возле ее бескровных губ темнела прекрасная родинка, а глаза казались глубокими, как во сне. Волосы – как сама ночь, бархатно-черные, и когда ее тень потянулась ко мне через стену смерти, я увидел желание во взгляде, а в воздухе повис запах серебристого ландыша и крови, как в ту ночь, когда он постучал в нашу дверь.
«Мой Лев», – прошептала она.
Как бы мне этого ни хотелось, я знал: это не моя жена, а лишь греза жаждущего безумца. И хоть я понимал, что вижу призрак, вид моей Астрид все равно наполнял мои глаза слезами, а сердце тоской по дому, в который я никогда не смогу вернуться.
Дому, который Фабьен Восс отнял у меня.
«Я скучаю по тебе…»
Теперь она стояла у меня за спиной – темный ангел, сжимающий меня в объятиях. В памяти возникли наши страстные ночи, а мысли о ее крови, горячей и обжигающей мне горло, наполнили меня ужасным, удивительным желанием. Я снял перчатки, и в деснах шевельнулись клыки, когда я прижался губами к ее запястью, а пронизывающий холодный ветер развевал вокруг нас ее длинные черные волосы.
«Мы скучаем по тебе…»
И тогда во мраке я увидел ее, и сердце мое упало, а на глаза навернулись слезы. Знакомая фигура, стройная ивушка, такая юная, Боже, слишком юная. Она была одета в черное, как вороньи перья, а бледной кожей напоминала смерть. Волосы мамины, а глаза… на меня из темноты смотрели мои глаза.
– Пейшенс, – выдохнул я.
«Папа…»
Она протянула ко мне руку, моя прекрасная малышка, приглашая присоединиться к ней в тени. Я задрожал от боли, осознав, как легко я мог бы снова оказаться с ними: мир в душе был на расстоянии одного взмаха ножа. Но у меня остались дела, которые я должен завершить. Месть, вкус которой я только начал ощущать. И еще одна девушка, которая нуждалась во мне почти так же сильно, как я нуждался в ней.
– Подождите еще немного, любимые, – взмолился я.
– Габриэль?
Я тяжело вздохнул, вытирая глаза.
– Я здесь, наверху, Лаклан.
Я услышал стук серебряных каблуков по насту, прогнавший все мечты о семье, когда Лаклан а Крэг поднимался ко мне по замерзшему склону холма. Приподняв в знак приветствия воображаемую треуголку, мой бывший ученик сунул руку без перчатки под мышку, чтобы согреться,
– Порядок?
– Никаких признаков Дивоков, – тихо ответил он. – Если ты об этом.
– Спасибо, брат. – Я кивнул. – За то, что был начеку.
Лаклан пожал плечами.
– Твоя спина. Мой клинок.
– Тебе нужно немного поспать.
Он шагнул ко мне, и гнев, который он так долго сдерживал, сверкнул в остром взгляде зеленых глаз.
– Думаю, лучше нам с тобой сначала поговорить. Как угоднику с угодником.
– Я больше не состою в Ордене, Лаки.
– Знаю. Я был там, когда тебя вышвырнули, помнишь? – Он заглянул мне в глаза. – Изгнали тебя из ордена или нет, я все равно уважаю тебя, Габриэль. Ты знаешь, что уважаю. Но мне хотелось бы думать, что и я заслужил то же самое за те годы, что мы провели вместе. По крайней мере, заслужил услышать правду.
– Правду о чем?
– О девушке, с которой ты едешь. И кто она, черт возьми, такая.
– Ну, для начала, это он.
– Не ври мне, умоляю. Ты ж не дурака выучил, Габи. Она кровоточит.
– После той стычки с Дивоком, конечно, он…
– Нет, – перебил его Лаклан. – Она кровоточит.
– Черт.
Я потер лоб и устало вздохнул. Я выпил почти целую бутылку водки и сбежал из лачуги, чтобы избежать этого запаха, но все же…
– Я надеялся, ты не заметишь.
– Как я мог не заметить? – возмутился Лаклан. – Я никогда ничего такого не чувствовал. Это правда, что ты сказал сегодня закатной плясунье на реке? Эта хрупкая девчонка убила Велленского Зверя?
Я ничего не ответил, избегая взгляда обведенных черным глаз Лаклана. Но он все равно продолжил:
– Насколько я знаю, ты удалился от дел и жил в Зюдхейме со своей любовницей. Зачем ты сейчас притащился в Сан-Мишон с этой девкой? И интересно, что тебе сказал Серорук, когда ты приехал с ней?
Мне хотелось рассказать ему правду, признаться во всем, что я сотворил. Очень хотелось, да поможет мне Бог. Лаклан был мне братом по оружию. Другом. Но я вспомнил других своих братьев по оружию, других друзей, людей, с которыми я тоже сражался бок о бок и проливал кровь многие годы. Вспомнил, как они приковали меня к колесу в Сан-Мишоне. Смотрели, как Серорук перерезал мне горло, от уха, сука, до уха.
– Ничего интересного аббат не сказал, – пробормотал я.
Лаклан поджал губы и нахмурился.
– Ты помнишь Хлою Саваж?
Голова кружилась: алкоголь и причастие танцевали рука об руку. Но я все еще чувствовал, как меч в моей руке пронзает грудь Хлои. Я все еще видел недоумение на лице старой подруги, когда она схватила клинок, видел, как стекает с ее губ кровь, и слышал ее шепот.
«Все д-деяния длани Его п-происходят из замыс…»
«В жопу Его замысел».
– Помню, конечно, – сказал я. – А что с ней?