Импортный свидетель (сборник)
Шрифт:
Встала. Наклонилась над дочерью. Долго и неотрывно с тоской и нежностью всматривалась в ее спокойные прикрытые веки, в маленький, как два розовых лепестка, рот и осторожно прикоснулась губами к лобику ребенка…
Повестка о прибытии в ОПОП
Гр. Остроухое! Вам надлежит явиться в опорный пункт охраны порядка для выяснения обстоятельств неподтвердившегося факта проникновения в жилое помещение отсутствующего писателя Вождаева.
В случае неявки вы можете быть подвергнуты приводу на основании Кодекса об административных правонарушениях РСФСР.
Каб. 1 по адресу; ул. Ульмана, д. 8.
Участковый
7
Войтецкий все-таки лгал своей любимой жене. Лгал, утверждая, что ничего решительно не ведает об объеме и особенностях работы в лабораториях Центра, ведущейся за пределами первых трех отделений.
Но он был достаточно крупным, умным и опытным ученым да и наблюдательным человеком, чтобы кое о чем по ряду признаков догадаться. Но обо всем, что ему приходило в голову, он предпочитал не признаваться даже себе самому…
Оказавшись включенным в работу Центра, который вначале представлялся ему дающим большие возможности для открытий научно-исследовательским институтом, Войтецкий ничуть не удивлялся строжайшему требованию никогда никому за пределами института не рассказывать, где и кем он работает, что делает и с кем по работе связан… Подписку, потребованную при зачис-леннии в штат, он дал с легкостью, тем более что лица, пригласившие его в институт, сказали, что все о нем знают, весьма уважают и ценят его высокие научные познания и что никаких сведений о себе он может никому не давать. Его не спросили ни о национальности, ни о принадлежности к какой-либо партии, ни о составе его семьи. Он понял, что они действительно знают о нем все и если приглашают, значит, так надо и отказываться ему не следует. К тому же условия ему были предложены великолепные.
Тильда с дочуркой уехали. У Войтецкого все обстояло по-прежнему. Он ни с кем, кроме двух-трех сослуживцев по институту, не встречался, да и работал столь напряженно, что у него времени свободного не оказывалось никогда.
Изредка к нему заходил Мильнер. Глядя на него ледяными голубыми глазами, весьма корректно заводил какой-либо ничего не значащий разговор, справлялся о состоянии «своего почтенного друга», здоровье, о том, не нуждается ли тот в чем-либо, не нужны ли ему книги, каких может не оказаться в институтской библиотеке, или приборы, аппаратура, или еще что-нибудь. Получает ли он письма от жены? Нет?.. Не любительница писать письма?.. Никогда не писала ему?.. Жаль, жаль, фрау Гильда несомненно очень любящая жена…
Месяца полтора спустя после отъезда Гильды Мильнер, посетив Войтецкого на его квартире и согласившись выпить чашечку кофе, сваренного самим хозяином, постукивая маленькой ложечкой о мелодично зазвучавшее блюдце саксонского фарфора, вдруг улыбнулся, и глаза его стали теплыми. Войтецкий видел улыбку Мильнера только раз, когда тот вместе с двумя другими руководителями-профессорами беседовал с ним, приглашая его работать в институте.
— По мнению руководства, господин Войтецкий, вы по таланту и по великолепной вашей работоспособности заслуживаете гораздо более высокой должности и гораздо более перспективной, чем та, которую занимаете до сих пор. Мы весьма доверяем вам и верим в ваши исключительные научные познания… Приглашаю вас завтра к восьми утра в Пятое отделение.
И, не дав Войтецкому произнести ни слова, не допив чашечки кофе, массивный, огромный Мильнер протянул свою мощную руку смущенному неожиданным предложением маленькому щуплому Мирославу Войтецкому. Вытянувшись и произнеся с заученным жестом: «Хайль, Гитлер!», гость вновь обдал холодом хозяина дома. Затем вышел в переднюю и, не дожидаясь, пока опомнившийся Войтецкий кинется его провожать, хлопнул выходной дверью и широко зашагал между кленами узкой асфальтированной и обычно безлюдной улочки институтского городка…
Мирослав Войтецкий постоял на пороге своего дома, глядя вслед уходившему начальственным шагом гостю, почувствовал себя совсем беззащитно маленьким, тем тихим и робким когда-то гимназистом, который всегда боялся своих казавшихся ему грозными учителей. В те годы он чувствовал себя самим собой, только зарывшись в книги, углубляясь в дебри книг своего покойного отца — учителя естествознания в маленьком городке на границе меязду Польшей и кайзеровской Германией.
Рапорт
Начальнику РОВД капитану милиции Б. Б. Губкину
В дополнение к ранее сообщенному докладываю, что мною проведена беседа согласно ваших рекомендаций с пенсионером Остроуховым на предмет неподтвердившегося факта проникновения в жилое помещение писателя Вождаева.
После беседы пенсионер Остроухое склонен считать факт проникновения в жилое помещение Вождаева также неподтвердившимся, тем более у него есть ключи, данные ему, как он говорит, коллегой Вождаева, и не в его интересах оспаривать представленные ему доказательства непроникновения.
Участковый инспектор майор милиции Н. Н. Зельков
8
Белокурый, с львиной гривой пышных волос и розовым круглым веселым лицом, профессор встретил вместе с Мильнером Войтецкого в приемной комнате Пятого отделения. Это Пятое отделение помещалось в отдельном пятиэтажном, новейшей постройки, корпусе: стекло и бетон, широкие окна, много света, пластиковые полы, белые стены, широкие коридоры и череда дверей с медными номерами на каждой… Так выглядят в современных городах хорошо оборудованные клиники.
На пути к своему кабинету профессор, перед которым из-за столика в проходном фойе почтительно встала молодая хорошенькая медицинская сестра, кивнул ей на одну из дверей. Она нажала на своем столике одну из кнопок, дверь широко раздвинулась…
Профессор провел Войтецкого в конец коридора, ввел его в свой кабинет, где в кресле перед столом, дымя сигаретой, их дожидался сухощавый мужчина в белом халате. Он неторопливо положил сигарету поперек пепельницы, встал, протянул руку Войтецкому, отрекомендовался: