Импровиз. Война менестреля
Шрифт:
Офра зашипела, как кошка:
— Ты зачем здесь?
Ладонь её скользнула к поясу в поисках кинжала. Нашла. Но пальцы Коло перхватили её запястье, остановив — ни туда, ни сюда.
— Не дури.
— Ты зачем приехал? — не сдавалась она. Пальцы левой руки тем временем нащупывали метательный нож. По ребро войдёт за милую душу, даром, что не предназначен для ближнего боя. — Ты на чьей стороне?
— Я на твоей стороне, чтобы ты не задумала, — шепнул Щёголь еле слышно, но почему так забилось сердце? — Я тебя нашёл и никуда теперь не отпущу.
В дверях мелькнула спина последнего стражника.
— Дурочка! — Вторая рука тоже оказалась в стальном капкане. Рывком, Коло притянул её к себе. — Всё железом балуешься.
— Пошёл ты вон! — Сиплым шёпотом отвечала Офра. — Старый козёл!
— Не старый, а матёрый. — Он что, смеётся над ней? — Можешь меня прирезать, но потом. Вначале выслушай.
— Ну, давай… — буркнула она.
— Я понял, что не могу без тебя. — Усы Щёголя касались её виска. — Хочу видеть твои глаза, твои губы. Чувствовать твоё дыхание. Я не гордый, я решил вернуться к тебе. Толку с того, что альт Грегор бегал сам от себя? Кому он лучше сделал? Великий менестрель и благородный пран. А я не великий и не благородный. Я хочу, чтобы ты была рядом, а остальное в жизни — тлен и прах.
— Старый ты дурак… — на глаза Офры навернулись слёзы.
— Не старый, а матёрый. Если хочешь, мы вернёмся в Аркайл.
— Не хочу.
— Тогда вернёмся лет через десять. Место главы Гильдии нас подождёт.
— Место главы? Погоди! А как же…
— Я его зарезал.
— Ты стал ревнивцем? — почти ласково спросила Офра.
— Он давно нарывался, — пожал плечами Коло, не собираясь рассказывать, что забрался в логово к лысому убийце совсем с другой целью и даже не задумывался о ревности.
— Я не хочу в Аркайл, — промурлыкала она. — Может, в Кевинал?
— Да хоть в Райхем! Лишь бы с тобой.
Коло притянул её к себе ещё теснее. Хотя куда же ещё?
Несмотря ни на что, Офра ощущала покой. В самом деле, с ним можно хоть в Райхем. Только что там делать? Убивать одних племенных вождей по заказу других и получать плату жирными баранами и скакунами?
— Давай лучше поедем в Тер-Веризу. Поплывём на красивой каракке с белыми парусами…
— Что я не видел в Тер-Веризе? Давай, мотнёмся в Вирулию. Вот где можно разгуляться.
Офра хотела возмутиться — опять он спорит, опять пытается навязать своё мнение! Но промолчала. Пусть и дальше навязывает. Это не такая уж и большая плата за спокойствие и надёжность. Она вздохнула:
— В Вирулию так в Вирулию. — Потом спохватилась. — Пойдём к ним? Нехорошо как-то…
— Пойдём, — согласился Щёголь.
В большом зале замка толпились всего обитатели вперемешку с новоприбывшими солдатами. Люди жались к стенам, увешанным вылинявшими знамёнами и облезлыми охотничьими трофеями. Стояли плечом к плечу, не считаясь с чинами и родовитостью. Молодой поварёнок то и дело приподнимался на цыпочки, мешая генералу Пьетро нечёсаной макушкой. Около Морин пристроились помощник лекаря Гвидо и Лонара с Бринном на руках.
Столы сдвинули, освободив середину. Там теперь стояли носилки с Лансом и Реналлой.
Великий менестрель и девушка с зелёными глазами, которая разожгла пожар в его сердце. Они показались Офре такими красивыми, хотя и такими разными.
Близкая смерть сделала Ланса альт Грегора почти стариком. Седина,
Реналле тоже шла бледность. Добавляла утончённости. Наверное, так должна выглядеть принцесса из сказки, которую злой чародей погрузил в сон, похожий на смерть. Видимо, не так уж и заблуждалась прана Нателла. А может быть, в привычном безумии она могла видеть истинную суть вещей и людей? На Реналле было тёмно-синее платье, оттенявшее белизну кожи. Очень простое, без излишних рюшек и оборок, но из тончайшего дорогого сукна. Такое валяли только в Унсале, да и то не везде. Каштановые волосы заплетены в косу. На пальце всего лишь одно тонкое колечко с зелёным камешком. Наверное, оно очень шло к её глазам, закрытым сейчас.
Трещали факелы и плошки с жиром, внося свою лепту в жару и духоту. Офра почувствовала, как струйка пота сбегает между лопатками. От спёртого воздуха, насыщенного запахом многих тел и несвежего дыхания, мутнело в голове. Хотелось опрометью выскочить во двор и подставить щёку свежему ветру, но она только крепче сжала ладонь Коло.
А Ланс и Реналла лежали, будто в гробах.
Казалось, что они полностью неподвижны, настолько слабым было дыхание.
Оставалось только верить, что не всё ещё кончено.
У изголовья носилок отец Сабан молился, воздев руки к заросшему паутиной потолку. Беззвучно, одними губами. Всё правильно. Крыша не помеха общению со Вседержителем. И в голос с ним говорить не обязательно. Важно, чтобы сердце не молчало, слова должны исторгаться из него и, влекомые Верой, возноситься в Чертоги Вседержителя.
Невольно Офра начала повторять едва различимым шёпотом читаемую отцом Сабаном молитву.
— На одре болезни лежащих и смертною раною уязвлённых, Единый и Милосердный, посети и исцели, ибо яко могуч Ты, так и многомилостив…
Рядом шелестел голос Коло, будто вынимаемая их ножен сталь:
— Владыка и Вседержитель, карай, но не умерщвляй, поддержи падающих и подними низверженных, скорби телесные у людей исправь. Молимся тебе…
— Одари милостью Твоею и прости ему всякое согрешение — вольное и невольное… — читалось по губам стоявшего напротив генерала Пьетро.
— Силу целительную Твою ниспошли с Небес и укороти всякую немощь таящуюся и явную… — Это уже пран Уилл.
— Буди лекарем рабов Твоих Ланса и Реналлы и подними их с одра целыми и всесовершенными… — шептала Морин.