In the Deep
Шрифт:
Тогда Кацураги отобрала у него мультипликаторы.
Подросток по ночам скрипел зубами от боли, и однажды ему приснилась странная вещь: открылась дверь его крошечной каюты, и вошла Рей. Сияющая в темноте девушка долго держала раскрытую ладонь над его лицом, и с нее стекал безумно приятный холод — на разгоряченный лоб, на щеки.
«Ужас, — подумала я, слушая рассказ. — Знал бы ты, что по ночам видели в твоем возрасте сверстники».
Утром в ангаре его встретила Кацураги. Мрачная
— Так надо. Иначе тебе не выжить.
Запястье войд-коммандера опоясывал странный ожог — точно кто-то ухватил ее за руку раскаленным захватом. Или ледяным.
А Рей пропала на долгие месяцы.
…Мы с ним сидели рядом на кровати, и я чувствовала себя дрянным-дрянным эмпатом. Меня захлестывало его болью, его прошлым. Оставалось не так уж много существенных вопросов, но они были неприятными, важными и кусачими.
— От чего ты бежал?
— От своего долга. Я устал.
— Устал?
— Устал.
Синдзи принялся рассказывать — сквозь зубы, и это был последний круг. Обормот уже разделся, а теперь просто срывал с себя кожу.
— Один раз м-мы успели.
…Он отогнал двух Предвестий, прилетевших к проглоченной планете, одну тварь развеял. «Сегоки» исчерпал почти треть своего ресурса, но еще оставался мир, человеческий мир. Синдзи даже не знал, что это за планета, но она была не слишком густонаселенной. В видеолокаторах виднелись напуганные толпы, которые смотрели в изменившееся небо, там были купольные города, там ждали своей судьбы колонисты, оказавшиеся на пути Заката.
Аянами передала ему приказ отца: любой ценой Предвестий не должно было стать больше.
— …У меня не оказалось на борту п-планетарного оружия — слишком спешным был вылет. Я валялся в ногах у Рей, умолял ее отменить приказ. Аянами сказала, что мы т-тратим время.
«Сегоки» ушел на первый заход. Почти все вооружение фрегата было непригодно для массовых убийств, оставались только боеголовки ядерных торпед и сверхмассивные заряды. Обормот выходил из синхронизации над очередным купольным городом, шел в шлюз и вручную замыкал взрыватели. Рей открывала грузовой шлюз, а он сталкивал бомбу вниз — на людей, которые ждали чего-то совсем другого.
На выходе из атмосферы они засекли приближающийся флот Предвестий.
— …Мы ушли от них. Убежали от врагов, убив своих. Х-хорошая война, правда?
Синдзи только-только исполнилось пятнадцать.
— И ты…
— Я попросил отставки. Я каждую ночь видел, как смотрю в небо — чужое небо, а оттуда на меня валится огненная оскаленная пасть.
— Тебе не дали отставки.
— Нет, конечно. Я прожевал, проглотил и ушел к себе.
Каюта плыла, словно кивая в такт рассказу. Я слушала очень знакомую историю.
— И ты сбежал?
— Н-нет. Я честно успел еще три раза, а п-потом сорвался. На очередном вылете я попросил Рей улететь со мной.
— Она
— Х-хуже. Она доложила отцу.
Я стиснула зубы: в этих словах звякнуло отчаяние тех лет. Отчаяние и непонимание подростка, которого предали, который все не так понял. Еще бы он что-то понял, идиот: первая любовь — и та Аянами.
— Н-но я все равно улетел, Аска. Просто теперь мне еще больше хотелось изменить себе память. Уничтожить т-того человека, который влюбился в эту… К-куклу.
А вот это уже ненависть. Я смотрела на него, на окаменевший профиль обормота и изо всех сил убеждала себя, что не нужно кусать губы.
«Кукла. Святое небо, Синдзи Икари, ты идиот».
— П-помнишь те большие файлы в ядре системы? Это данные с моей памятью. «С-сегоки» нарушила приказ и отказалась стирать резервную копию. Д-да еще и защитила ее от взлома.
— Но как ты смог так лихо заменить себе память? И что за пять лет пробела?
Синдзи рухнул на кровать, раскинув руки, и тихо засмеялся. Я обернулась и обнаружила все ту же пустую улыбку, которая почти не сходила с лица всю его кровавую исповедь.
— ATF — это странная вещь. В-возможность невозможного. Я запустил руки в базу данных проекта «Араил» и украл копию памяти к-какого-то повстанца, сверстника. Потом ввел ее в п-память фрегата — и вошел в ATF.
— Пять лет, — напомнила я. Я устала удивляться.
«Возможность невозможного. Долбаный ты засранец, Аустерман. Мы кромсаем себе память, а твое чудо просто подменяет воспоминания. Долбаный ты засранец».
— А, да. Там была ошибка. П-пленный на самом деле был на п-пять лет моложе.
Ошибка. О, mein Gott.
— Ты ведь все поняла, да?
Глаза человека, который… Который пришел ко мне, как к последнему спасению от себя и всего, что он натворил. Да, я все поняла, мой обормот. Ты бегал по галактике, а галактика бегала за тобой — выжигая миры, теряя и вербуя агентов, стараясь вернуть придурка, захотевшего странного. А ты бегал за тем, чего никогда не было.
Его Тень подсунул тебе сделку со «взломом» его счетов — просто в надежде, что где-то выплывет мерзавец на самом быстром корабле. Кацураги огнем шла по фронтиру, напоминая о себе и о том, в чьих руках меч, — а ты даже не оглядывался. Потом за тобой отправили Аянами, и она… Стоп.
— А как же… Рей?
— Она все помнила, — проскрипел Синдзи. — Все. И ничего м-мне не сказала.
О, да. Еще бы она тебе что-то сказала. Она подставилась, упала и сделала все, чтобы снова тебя увидеть, чтобы быть с тобой, а ты, идиот, ухитрился снова в нее влюбиться. Символичный идиотизм.
— Она осталась с тобой, — сказала я как можно мягче. — Не попыталась сдать…
— Это что, имеет значение?
«Имеет. Только не для такого идиота, как ты».
Я и на ангстрем не пролезу в мысли ледяного чудо-оружия, но не понимать очевидного может только некий заикающийся обормот.