In the Deep
Шрифт:
— Почему Хикари, Аска?
Быстрее, черт. Мне надо быстрее.
Киришима сместилась, дрогнула и превратилась в череду размазанных силуэтов — и это был «силовой корпус». И это было совсем плохо, потому что это было невозможно быстро.
Удар в голову отбросил меня на стену, от второго я увернулась — уж не знаю как. В мозгах звенел только голубой цвет, только голос сияющей сучки.
— Она обошла тебя?
Удар.
Я сижу в рубке тактического перехватчика, прижимая
Снаружи было снаружи.
Пинок по рычагу, тугое «чмок» мембраны — и я стою в ангаре.
— Три — ноль, курсант Сорью, — сообщили мне.
«Три. Ноль. Ноль — это я».
Все звено уже здесь, одной кучкой, в кровавом киселе ангарного освещения. Я нахожу взглядом улыбающуюся старосту и иду прямо к ней.
— Что теперь скажешь, Мамина дочка? — спросил кто-то из ее подпевал.
Я не скажу ничего. И не рассчитывайте, я просто буду ждать, что скажет победительница.
— Сто сорок отжиманий, — тихо сказала Хикари. — Если ты помнишь.
— Помню.
— Если хочешь — мне достаточно просто твоего поражения.
Не сомневаюсь.
— Пари есть пари.
Этот чертов голос снова меня подвел, уже не нужно больше ничего говорить. Я опускаюсь в упор лежа, смотрю в пол.
— Раз.
… Она обошла меня на второй петле, вырезая целый сектор залпом легких ракет…
— Два.
…Я ошиблась, делая «чакру Фролова», и пропустила срыв щитов правого борта…
— Три.
Черт, меня хватит на весь разбор этого неимоверного летного задания, этого фестиваля пилотажного дебилизма, и «пять», и «пятьдесят пять» — я хорошо запомню этот вылет, этот полет, этот пролет. Хорошо запомню, хоть это ничего и не исправит. Истертая до блеска летная палуба прыгает то ближе, то дальше, и я хорошо держу ритм. Я вообще молодец.
И все бы хорошо, но я вижу боты обступивших меня людей. Боты тех, кто сейчас смотрит, как корячится — изящно, красиво и подтянуто — бывшая лучшая.
Мир трескается, идет широкими провалами, потому что —
Это мир, которого не было.
Я пропустила еще один удар и в последний момент подпрыгнула, вырывая ногу из-под удара «молотом».
Что это сейчас было?!
— Она унизила тебя?
Удар.
Мне больно. Как же мне больно.
Низ
Тошнит — больно. Тошнит — больно. Краткий конспект сегодняшнего занятия по трехмерному планированию боя.
«А ты могла оптимизировать цикл. Всего одна подпись — ты ведь уже можешь принимать такие решения. Всего несколько курсов инъекций». Я стискиваю зубы и дышу ртом, вспоминая маму.
«Хорошая девочка должна уметь терпеть боль».
Я очень хорошая девочка, мама. Понимая, что больше не выдержу, я нажала кнопку вызова. Младший друнгарий Штатмайер — добрый и хороший, он поймет. Даже второй раз за занятие.
Зеленый огонек — мне разрешают выйти. Давай, Аска. Вперед.
Я выхожу в проход между голо-столами, я вижу спасительную дверь — за ней туалет, медкабинет и немного пытки ходьбой. Так немного, что даже смешно. А потом мне под желудок прилетает крохотный удар.
Безвредная шалость — мы эту дрянь учили, чтобы пальцы в «третью печать» складывать. Маленький спазм, совсем крохотный, но моему желудку хватит, и вот я уже сижу на коленях, передо мной — лужа желчи, а в животе все взрывается и никак не взорвется кластерная боеголовка.
«Откуда эта мысль?»
— Она что, обмочилась?
— Нет, месячные.
— Аска, ты как?..
— Ах-ха-ха! Мамочкина, ты как, жива?
— Все сядьте на места!
Теперь боль повсюду, а лицо горит от позора, и мне так плохо, как не было еще никогда, и сжимаются кулаки, потому что я знаю, кто меня ударил и знаю, что меня нет.
Этого. Мира. Нет.
Маячки еще работают, я вываливаюсь в черную кишку коридора между двумя рукавами энергии. Я уклоняюсь только потому, что тело меня не слушается. Моему бедному телу надо еще чуть-чуть продержаться, но если бы еще мозги не были там — в голове отжимающейся неудачницы, в голове потекшей неудачницы.
В голове Аски, которая никогда не…
Больно.
Очень-очень больно.
— Она была добра с тобой?
«Добра?!»
— Она хотела тебе помочь?!
«Помочь?!»
Удар «силовым корпусом». И еще один. И еще.
— Аска, подожди.
Я оборачиваюсь. Не люблю ее. Хочу подружиться, наверное, — но не люблю.
— Что тебе, староста Хораки?