In the Deep
Шрифт:
Пока я изучала двух треплющихся учеников — бывшего и действительного — они, оказывается, трепаться закончили. Обормот встал и тепло мне улыбнулся:
— Мне п-пора.
— Давай, — пожала плечами я. — Вперед.
Самое забавное, знаете что? Что он ушел и не обернулся. Ни взглядов друг на друга, ни слов, ни чмоков в щечку — эту ерунду, по-моему, показывают в фильмах, да? Приятно, что не только у меня никогда не было нормальных отношений.
Наверное, я слишком довольно улыбалась своим мыслям. Холодному космосу не терпелось вернуть
— Сейчас спрошу что-нибудь пошлое, — хихикнула Мана.
Она еще здесь. И я сама еще здесь, вот только почему — не ясно решительно. «Сангоки» ведь ждет. Меня никто не торопил, но и делать больше было нечего. Очень, кстати, продуктивный метод работы с персоналом.
Со мной, во всяком случае.
— Спрашивай. По дороге.
Я поднялась и пошла к выходу из зала. Тарелки холуи подберут. Меня вон вчера не застрелили за избиение канцлереныша, еще не хватало теперь убирать за собой.
— Как тебе с ним?
Гм.
— Мана, а ты не находишь, что вопрос слегка личный?
— Возможно, — сказала Киришима. — Так как тебе с ним?
Молодец. Выбесила. Я остановилась в дверях столовой и на каблуках развернулась к ней:
— Слушай, ты!..
Черт, она улыбалась. Это была шикарная текучая улыбка человека, который много знает, получает от этого удовольствие и ничуть этого не стесняется. Ау, милая девочка с разбросанными бумагами, ты где?
И я ошиблась в человеке. Черт, я так позорно ошиблась.
— Я слушаю, Аска, — напомнила мне моя позорная ошибка. — Внимательно слушаю.
— В чем смысл? — полюбопытствовала я напрямик. Вряд ли ее интересует, сколько мы раз мы кончали, и почему слюняво не попрощались в щечку. А уж что ее интересует — это уму непостижимо. Пока, во всяком случае.
— Смысл?
«Да, Мана, смысл».
Драный смысл всегда есть в таких разговорах, и если уж я на что-то годна, я выцарапаю его. Потому что это черти что: встретиться в плену, который не плен, говорить о том, в чем есть двойное дно. А потом просто пойти и сесть в супер-фрегаты, способные разносить на молекулы любого врага.
— Смысл в Синдзи, Аска.
Я успела прикинуть пару очень смешных вариантов продолжения, но, к счастью, поняла, что милая капитан Киришима слишком уж далека от таких дур, как Рей Аянами и Аска Сорью Ленгли.
Думай. Смотри в эти глаза — и думай. Они не виделись до бегства обормота. Они оба — ученики великой Мисато-сан. Она — вторая.
Ну, инквизитор Сорью, вот и ответ.
— Ну да, в нем, — кивнула я. — Не успела ты сменить главную звезду, как появился еще один лидер гонок. Что, «лучшая из лучших из лучших» чешется, капитан?
В десяточку: она теряется на секунду. Какая-то секунда — минус улыбка, плюс растерянность, плюс настороженность, помножить на…
— Ты не лучшая, Аска.
Отдача вечного «Ты самая лучшая, доченька» больно ударила где-то под сердцем. Это было… Наплевать.
— Посмотрим, — пожала плечами я.
Черт,
«Я ж тебе, коза рыжая, сказала. Наплевать».
— Ты долго не протянешь, — сказали сзади. — Или ты уже хочешь к Хикари? Лично расспросить, так ска…
Бамм.
Я пропустила только один удар пульса, а Мана — только один удар. Кишки «Тени» сжались, перемалывая меня.
«Убить суку».
Потом между нами повисла стена голубого тумана — полупрозрачной взвеси из концентрированной энергии.
— Нас не будут разнимать, — сказала Киришима, слизнув с губы кровь. — Ты уже поняла?
— Да.
У меня кровь текла из носу. Гребаная девчонка еще не успела мне ничего сделать — просто отгородилась, но от ее барьера было тошно мозгам. Черт, как же я плохо переношу напряжение в боях с энергетиками.
— И нам не дадут друг друга убить.
— Это досадно, — согласилась я.
— Но я все равно тебе помогу.
— Убьешься сама?
Оу, какая милая улыбка. Я сейчас потеку.
— Мечты, Аска. Мечты.
Мечты? Хорошо, вот сейчас только…
Это была боль. Маячки, которым приказано следить за телом, со скрежетом сдвинулись — и пусть этот скрежет я всегда додумываю, пусть он выворачивает меня на изнанку, пусть я сейчас полетаю от ее силовых ударов — пусть.
— Итак, Аска…
Силовой рукав. Это примитив, надо просто бороться с болью — и чуть-чуть подставиться.
Энергия бьет тебя изнутри, вот что по-настоящему мерзко. Мерзко, больно — больно-больно-больно. Это как укол в каждый нерв в зоне поражения, и сколько сейчас клеток порвало, я не знаю.
И не хочу знать.
Перекат, толчок от стены, прыжок.
— Что тебе рассказать о тебе самой?
Голос звенит — и это плохо: Мана куда сильнее, чем мне показалось. Она даже, сука, не напрягается. Дрянь висела в сантиметре от пола, окутанная легкой дымкой, а на запястьях копился новый заряд — пустые обманки, она ударит как угодно и чем угодно, а я пока могу только кататься и прыгать, ловя вскользь все ее красивые финты.
Давай, ты сильная, Киришима. Сильная ведь?
Прыжок.
— Ты видишь ее каждую ночь или через раз?
Удар. Ты предсказуема, девочка моя. Я, впрочем, тоже: я не стану трепать языком.
— Убивают сны, правда?
Она читала мое дело. Она боится выходить на ближний бой. И она знает о Хикари.
«Ты сволочь, Синдзи. Как есть — сволочь. Или она «читала» память Майи, и тогда сволочь она».
Я извернулась, едва не переламывая себя в талии, ввинтилась в промежуток между двумя рукавами и поймала животом простой «кулак». В животе кому-то стало плохо. Кажется, съеденному завтраку.