In the Deep
Шрифт:
Не «Сегоки», а цирк уродов.
Впрочем, оставались вопросы, и я очень вовремя почувствовала, что могу шевелиться.
— Так. Наверное, глупо приказывать тебе лечь на пол?
Нагиса дернул уголком рта и пожал плечами. Да и так ясно, что захочет — скрутит, вопрос я задала, чтобы проверить, что могу говорить. Что же до Каору, то надоело ему скручивать, управлять и наводить морок. И главное — своего он добился словами, а не заставив меня что-то забыть.
Мне расхотелось стрелять.
— Наверное, у тебя даже есть варианты. Так?
— Нет.
Я зачастила со словом «наверное». А он и впрямь на грани:
Все, короче, клево: человек, гм, держится, я тут главная по спасению. И если бы вот я еще знала, какое решение принять, хотя месяц назад никакой дилеммы не было бы. Месяц назад я бы без колебаний пристрелила баронианского дельца, представься мне такая возможность. Месяц назад я бы изрешетила человека, продающего непонятно кому генную бомбу. Месяц назад я бы аннигилировала каравеллу, прошедшую сквозь червоточину туда и обратно.
Подумать только, месяц назад я была жутко скучной рыжей козой.
— У меня есть вопросы для начала.
Каору кивнул, и я убрала пистолет в поясной захват. Запястье ныло.
— Во-первых, почему тебя не раскусила Аянами?
Нагиса даже удивился на секунду:
— Мм… Потому что она человек, как и вы.
Я прикусила язык, вспомнив недавний разговор. Когда же мне надоест ее переоценивать?
— Хорошо. Во-вторых, что с тобой делать, если завтра ты развалишь корабль ненароком?
Это был вопрос на пять. Каору молчал, внимательно изучая потолок. В принципе, было бы не слишком глупо полагать, что он впрямь читает там ответ.
— Не хочу врать. Давай договоримся, Аска: ты узнаешь об этом первая. И я даже пообещаю сам уйти.
Так, ну это даже где-то ожидаемо. Ты большой романтик, Нагиса, а вот я, вопреки всем своим новоприобретенным закидонам, — еще не совсем.
— Уйти — это убиться?
Каору помолчал и кивнул.
— А ты сможешь?
Тишина — и так хочется потянуться за манящей рукоятью ударного пистолета, чтобы решить чертову дилемму здесь и сейчас. Черт, Каору, ты сволочь.
Итак, быстренько итоги. В первую кучку фактов (кодовое название «дерьмо»): он сам умеренно контролирует собственные возможности, и подкинуть нам гадость мог и может. И это идет во вторую кучку (пока без названия): мог, но не стал. В первую кучу: он потенциальная бомба с часиками. Во вторую: он готов воевать сам с собой, если его поддержать.
Кучки хороши обе, и все решает — или должен решить — один вопрос:
«А нужен ли нам всем такой себе Нагиса Каору?»
Я нахмурилась: вопрос был хорош и несоизмерим с риском. Но Синдзи принял меня на борт, не побоялся того, что я чикну его по горлу ночью. Даже руками Аянами не захотел меня убивать. Из возможных решений он выбрал доброе. «С ума сойти. В этом сраном космосе, где сжигают планету под взлетающим кораблем. Самое доброе. Человек, возящий генные бомбы». И я, видимо, обречена заменять Синдзи по полной, сверяться по его глупым решениям и надеяться, что частичка обормотской везучести рано или поздно ошибется и прилипнет ко мне.
Я застегнула фиксатор на поясном захвате.
— Надо бы сказать что-то обреченно-крутое, но глупо. Просто завтра все расскажешь остальным.
Нагиса
— Поверила?
— Нет.
— Тогда почему?
— Ты не поймешь.
Я ушла, потому что он и в самом деле не поймет. На этом корабле надо вести себя по-идиотски, и тогда преуспеешь. Ведешь себя правильно и умно? Получи плюху. Так что я лучше уйду отсюда, чтобы не вдаваться в объяснения. А еще по горячим следам непременно захочу его расспросить — найдутся новые детальки, новые подозрительности, и я уйду на третий круг, снова засомневаюсь.
Интересно, как бы отреагировала совесть, прими я другое решение?
Я проснулась от боли. Болел вспотевший лоб, ныли груди, словно от застоявшегося возбуждения, ломили суставы рук, а мышцы разрывало судорогой. Для разнообразия мой сон решил не запоминаться, но это был, черт возьми, очень крутой кошмар.
Сигнальные маячки неуверенно подрагивали, пытаясь отличить настоящие проблемы от придуманных. Я повернула голову: скафандр валялся на полу, там, куда его и швырнула, вернувшись к себе. «Сесть. Сейчас же».
На полке сигналил планшет, сообщая, что до выхода из крейсерского режима осталось меньше часа. Меня трясло крупной дрожью, я соображала, что там, по ту сторону крейсерского режима, и очень хотелось под бок к обормоту.
«Вот еще. Сама справишься, рыжая».
Я смогла наконец расслабиться и поняла, что нужны две вещи: первая называлась «кофесинт», вторая — «душ». Вообще-то была и третья, под названием «психиатрический осмотр», но в ту сторону мне смотреть чего-то не хотелось. Под горячим душем третью вещь удалось потеснить совсем далеко, зато нахлынули совсем уж неуместные фривольные мыслишки о Синдзи.
«Эк меня носит», — восхитилась я, понимая, что горячо мне далеко не только от воды.
Я хмыкнула и опустила температуру душа куда-то поближе к точке замерзания.
После купания возникла здоровая мысль сходить в рубку и выяснить, как там дела. Вот так вот — вся из себя довольная и даже бодрая, вооруженная горячей чашкой, — я выбралась в коридор фрегата.
«Опять не поддалась желаниям, Аска. Что-то умно поступаешь, минус один тебе».
В коридоре было темно, тут шли новопроложенные кабели для питания зарядных устройств дронов, и приходилось смотреть под ноги. Кто-то вытащил ящик с ракетными патронами под стену медотсека, и здесь пришлось сделать остановку. Ну что за бардак, право слово. Чашку я поставила на полу у стенки, ящик сунула под руку. Интересно, кому там места мало, в медотсеке-то? Кто это у нас помирать собрался?
Дверь блока неслышно скользнула в сторону, и первое, что я увидела, была спина Синдзи.
Парень держал в руке пистолет, нацелив оружие на кого-то в глубине медицинского отсека.
— …она же сама, — вздрогнул голос Майи.
— Я сказал, верни Аянами. Быстро.
Это было страшноватый голос. Таким голосом приказывают вынуть самому себе сердце. Майю я видела очень частично — лишь взъерошенный хохолок ее волос. А еще в помещении было жарко, и что-то мощно светилось слева.
Я шагнула вперед и, роняя ящик, вывернула руку капитана.