Иначе жить не стоит. Часть третья
Шрифт:
— У меня перед глазами плещется водохранилище, — растроганно сказал басистый голос, — плещется и плещется. Ты поймешь, папа, — готовил, строил, и вот… Паводок нынче бешеный, вода как пошла! Затопило дорогу, по которой мы еще вчера разобранные дома вывозили, потом фундаменты под воду ушли, только мусор крутится на волнах… Стою, и плакать хочется. Всю ночь торчал на плотине, оторваться не мог. Ты чего улыбаешься?
— Рад, — коротко ответил отец.
Когда после обеда сын устроился у телефона, родители поняли — все! Свою долю они получили сполна. Сейчас созвонится с кем-нибудь, убежит
Игорь положил перед глазами записную книжку и начал названивать друзьям, Зинаида Григорьевна называла это — «обзвонить всех, от Авдюшкина до Ярышкина». Но что-то у него не получалось. У Александрова ответили, что «они за городом», — они? Значит, Илька женился! Трунин на Волхове. Русаковские в Севастополе. Институтские дружки кто где, один случайно оказался в Москве, но… «свидание, Игорек! Созвонимся завтра!» Мордвинова нет дома, Люба сама не знает, куда он девался…
— Первый тур закончен, — сказала мама, мимоходом курчавя его кудри, — настает пора «добрых душ»?
— Нет, — сказал Игорь, но от телефона не отошел.
Записная книжка все еще лежала перед ним. Мать видела, как Игорь заглянул в нее, взял было трубку… и решительно отвел руку.
— А что, если уважаемые родители и уважаемый сын проведут вечер втроем, никуда не разбегаясь?
Так сказал Игорь, пряча записную книжку.
— Зинушка, где у нас «гостевая»? — ликующим голосом закричал Матвей Денисович и сам же вытащил бутылку из книжного шкафа.
Затем они сидели втроем, и отец с сыном разговаривали о реках и водохранилищах, о паводках и гидростанциях — двое мужчин, двое товарищей по профессии. А Зинаида Григорьевна радовалась, что оба тут и ладят между собой, и немного тревожилась: уж не влюблен ли Игорь? Кому он хотел позвонить — и не позвонил?
— Жениться не надумал еще? — спросила она, улучив минуту.
— Я?!
— Ты, — смешливо щурясь, подтвердила мать, — или все еще… «в плену веселых заблуждений»?
Так она называла его увлечения.
— Кажется, нет, — серьезно ответил Игорь.
Он и сам не понимал, почему его так задела последняя встреча с Речной Тоськой. Получив комнату в новом доме, он бывал у Тоськи все реже, их отношения сошли на нет постепенно, без драм. Потом начался скоропалительный роман с красоткой, которая приехала навестить мужа, но быстро отдала предпочтение Игорю. Муж узнал, произошли неприятные объяснения, красотка поспешила уехать, но украдкой передала Игорю листок с московским телефоном.
Игорь был очень занят, шли последние работы по очистке дна водохранилища. Рубили деревья, разбирали рыбацкие домишки, причалы, склады… И тут он увидел Тоську и своего техника Милешкина — они дружно грузили потемневшие бревна и доски на баржу: Тоська переносила свой дом на водомерный пост Милешкина.
Из женского лукавства она подошла проститься:
— Что ж, будьте здоровеньки, Игорь Матвеич.
Его бесила мысль, что она будет с этим увальнем такою же, какой бывала с ним. Но он все-таки пожелал ей счастья.
— А как же! — сказала Тоська и доверительно шепнула: — Хозяйство разведу, детей нарожаю кучу! Чужие гнезда разорять — ума не надо. Свое попробую свить.
И пошла, покачивая бедрами,
Тогда он постарался забыть ее слова. В пути готовился позвонить по тому телефону, продолжить приключение. А не позвонил. Не захотелось.
— …и мы совсем не торопимся в бабушки и дедушки, — рассудительно говорила мама, — но хочется увидеть, как определилась жизнь сына. Это совершенно естественное желание…
Что такое — мама уговаривает жениться? Или ведет глубокую разведку?
— Мамочка, не на ком! — сказал он полушутя-полусерьезно. — За всю жизнь я один раз подумал о женитьбе… но, представь себе, получил отказ. Не пугайся, это было давно, она вышла замуж… но — никому другому не удалось подбить меня на столь опрометчивый поступок.
Мама растерянно молчала — не понимала, как могла та девушка предпочесть кого-то другого.
Отец покашлял, покряхтел и ушел к себе. Вернулся он с потрепанным конвертом:
— Вот, письмо от Липатовой. Может, тебе интересно будет.
Письмо было давнее, новости тоже давние… Чего ради отец разыскивал его?
«…Катерина работает теперь на стройке. Что у них получилось с Алымовым, не знаю, но они разошлись, чему я очень рада, потому что он дурной человек. Она переживает, замкнулась, но время возьмет свое…»
Перечитывая эти строчки, он старался вспомнить лицо Катерины, замкнутое, гордое лицо, и этот ее взгляд — как с дальнего-дальнего берега. Лицо почти забылось. Но сердце вдруг застучало, тревожно и радостно застучало сердце, будто не было ни той обиды, ни доводов разума, ни четырех лет вдали от нее.
Он опомнился, увидав две пары настороженных глаз. Мама прямо-таки потрясена, видно, я был хорош! А папа… он, оказывается, все знал?
— Ничего интересного, — небрежно сказал Игорь, возвращая письмо. — Что мне хочется, так это поглядеть, как поживает наша речка в новом русле. Может, заверну туда по пути в Крым…
Папа, вопреки своим склонностям, пробормотал, что речка как речка, смотреть нечего, а мама метнула на отца сердитый взгляд — вот, наделал дел! Кто тебя просил вытаскивать старое письмо?!
Катерина вернулась из Ростова и вышла работать в ночную смену. Она устала от зубрежки и экзаменационных волнений, а еще больше оттого, что Светланка далеко, а ясности нет ни в чем…
Товарищи из обеих смей все до единого подходили узнать, как она сдала экзамены, спрашивали: значит, еще полгода — и прости-прощай, товарищ учитель?
— Не знаю, — отвечала она. — Там видно будет.
Когда со всеми было переговорено, она осталась одна возле своего красавца компрессора, превосходного мощного компрессора ленинградской марки, которым она гордилась так, будто сама его спроектировала и сработала. Чисто, тихо и очень светло было в новой компрессорной. За громадными окнами, которые она когда-то стеклила, чернела ночь, прорезанная рядами огней: два ряда обозначали откатку, один, взбегающий вверх, — скиповую дорожку на отвал. В неярком свете ночных огней видно было, как ползут наверх тележки — ползут, ползут, вползают, задирают хвост и вываливают на вершине террикона свой бесполезный груз.