Иная терра.Трилогия
Шрифт:
Слушая все это, Стас все отчетливее понимал, что у него нет ни единого шанса. Даже пять лет в таких условиях лишат способности думать, а учитывая то, что срок еще увеличится, и не раз… И в то же время, чем ясней становилось, что выжить и выйти отсюда — невозможно, тем больше крепла уверенность Стаса в том, что он — выживет и выйдет. Вне зависимости от чего бы то ни было.
Барак оказался помещением общей площадью около двадцати квадратных метров. Вдоль стен стояли двухэтажные койки — две справа и три слева, между ними оставался проход чуть меньше метра шириной. Справа от двери — шкаф. Больше
— Рабочий день закончится через час. Оставайся здесь. Завтра пойдешь на завтрак со своим бараком, после завтрака — с ними же на работу. Подойдешь к старшему смены, назовешься, он определит твою работу. Вопросы есть?
— Да, — ответил Стас, уныло обозревая обстановку. — Разрешите спросить?
— Спрашивай.
— Рабочий день — пятнадцать часов. Завтрак, обед, ужин — суммарно полтора часа. На всякое прочее — еще полчаса. Сон — шесть часов. Остается еще два часа. Что разрешено в них делать?
— Чего ты хочешь? — спокойствие и вежливость охранника насторожили бы кого-то другого, но Ветровский ощущал — тот вполне искренен. Ему почему-то все еще везло.
— Учиться. Я осужден на пять лет. Значит — не выйду отсюда. Тогда почему бы не добиться чего-то лучшего, чем это? — он красноречиво обвел рукой серый барак.
Охранник почему-то помрачнел, отстранился.
— Завтра возьмешь у старшего смены бумагу, напишешь заявление на имя Аркадия Венедиктовича. Он решит, — сухо сказал он. — Еще вопросы есть?
— Да. Выходные и укороченные дни — их обязательно проводить со всеми или можно тратить на учебу?
— Если разрешат учебу — можно. Кроме того, если хорошо себя покажешь — два часа в день вместо работы можешь учиться. Учти — проверять будут строго. Узнают, что отлыниваешь — можешь не пережить наказание.
— Спасибо, — искренне сказал Ветровский.
Охранник вышел, замок камеры тихо щелкнул. Стас остался один. Сегодня выдался на редкость тяжелый день. Уже к ужину тридцать два-шестнадцать-восемь чувствовал себя так, будто отпахал без отдыха часов двадцать. В четвертом бараке, вместе с которым работал его десяток, не хватало двух номеров, в его собственном шестнадцатом не хватало одного, а работы на них взвалили, будто трудились не два увечных десятка, а три полных. Тридцать два-шестнадцать-восемь бросил взгляд на большие часы, висевшие над дверями зала — без пяти одиннадцать. Еще пять минут — и все. Пойти в барак, занять свою койку и лечь спать. Послезавтра — укороченный день, можно будет посмотреть фильм — тридцать два-шестнадцать-два, у него укороченный был вчера, говорил, что в фильмотеке появился новый классный детективный боевик германского производства. Или просто пойти поспать?
— Восьмой, ты о чем думаешь? — рявкнул тридцать два-шестнадцать-четыре, старший их барака.
Восьмой поморщился.
— Полминуты до конца, — он указал на часы.
— Вот и работай до последней секунды! — громко сказал Четвертый, косясь в сторону.
Восьмой проследил за его взглядом и увидел начальника смены. Понятно, просто выслуживается. Скорей бы уже с ним что-нибудь случилось! Четвертый со своим желанием получить повышение достал весь шестнадцатый барак, а когда поступивший месяц назад новенький, немолодой мужчина тридцать два-шестнадцать-семь,
— Все, окончание рабочего дня. Выключайте компы, и на выход.
Конвой ждал за дверями. Восьмой привычно сомкнул за спиной руки, ощутил, как прижались друг к другу магнитные наручники. Девять «рабов» под прицелом дистанционных парализаторов — во внутренних помещениях корпорации запрещалось использование плазменного оружия — быстрым шагом двинулись в сторону своего «дома».
Восьмой шагал сразу за Четвертым, смотрел ему в спину и думал о том, что он всерьез желает Четвертому удачи — ведь тогда тот уйдет на повышение, и главным по бараку станет кто-то другой. Возможно, даже сам Восьмой. Впрочем, он не слишком-то хотел становиться старшим — слишком большая ответственность. Но избавиться от Четвертого хотелось всерьез. Перед дверью барака конвоир предупредил:
— У вас новенький. Ты, — он ткнул пальцем в Восьмого. — Объясни ему правила. Завтра пойдет с вами, покажешь ему старшего смены. Пусть распределит. Понял?
— Да, — ответил Восьмой.
Черт. Вот и накрылся отдых из-за очередного придурка. Он уже не помнил, что буквально десять минут назад жалел о ненаполненности барака. Новенький оказался совсем молодым парнем, едва ли лет восемнадцати. Кареглазый, светлокожий, худощавый, но на вид вполне здоровый, хоть и явно изможденный после КПЗ, тестирования и всей сопутствующей тягомотины. Держится скованно, но не боится… странно, здесь все боятся, а он — почему-то нет.
— Тридцать два-шестнадцать-семь, — не спросил — утвердил Восьмой.
— Да. А ты…
— Восьмой. Ты — седьмой. Чтобы не выговаривать, — короткими, рубленными фразами объяснил он. — Ясно?
— Да. Охранник сказал, ты объяснишь, как здесь… — он скривился.
— Живут. Здесь живут. И работают. И ты будешь работать. Проступок — накажут всех. Потом все — накажут тебя. Понятно?
— Вполне.
— Вопросы есть?
— Какая койка свободна?
— Эта, — Восьмой указал на верхнюю полку у двери. Сам он жил на следующей.
— Спасибо, — сказал Седьмой. Подошел к ярусу, скривился. — Вот черт…
— Что такое?
— У меня ребро сломано.
— Почему?
— Провокатор в машине избил. Я его раскрыл.
— Ну и дурак. Тебе какое дело было? Раскрыл, значит, не поддался бы, — с удивлением заметил Девятый, немолодой уже инженер.
— Кто-нибудь мог поверить, вляпался бы, — пожал плечами Седьмой. — Мне несложно было предупредить. И я не думал, что его так открыто выпустят и позволят меня избить.
— А если бы знал? — с интересом уточнил Третий, бывший преподаватель математики.
Седьмой на несколько секунд задумался.
— Все равно предупредил бы.
— Глупо, — усмехнулся Девятый. — Нельзя никому помогать, только сделаешь себе хуже.
— Ну вот такой я дурак, — невесело усмехнулся Седьмой. — Привычка такая — помогать, если есть возможность.
— Ложись пока на мою койку, — неожиданно сказал Третий. — Через неделю, как заживешь, махнемся обратно.