Индия. История, культура, философия
Шрифт:
Однако технологические новшества, введенные в Индии новыми британскими «моголами», стимулировали позитивные и прочные изменения, последствия которых до сих пор помогают модернизировать Индию. Почта и телеграф, введенные в Индии наподобие британской почты и телеграфа во второй и третьей четверти XIX века, оказались, возможно, самыми большими объединителями страны за всю ее недавнюю историю. Что еще могло внушить концепцию Британской Индии как единого государства лучше, чем тот факт, что за посылку, отосланную за тысячу миль, нужно было заплатить столько же, сколько за посылку, отосланную по соседству. И как можно было узнать важные новости личного, делового или общественного характера быстрее, чем посредством волшебства передачи данных по серебряным проводам? Служба почты и телеграфа, интегрированная в единую систему британским Раджем после 1858 года, нечаянно стимулировала нарождающееся «национальное» единство отдаленных, часто несоизмеримых мышлений различных провинций Индии. Общаясь друг с другом, индийцы Бенгалии и Бомбея, Мадраса и Пенджаба осознали, что у них одинаковые страхи и устремления, одинаковые мечты и огорчения. Вскоре самые способные из них пришли к выводу, что пришло время объединиться. Они начали встречаться на постоянной основе, для того чтобы обсудить эти проблемы
Железная дорога обеспечила идеальные возможности для проведения таких встреч лицом к лицу. Британия заработала огромные деньги на каждой миле стальных рельсов, забитых в индийскую землю, импортировав весь подвижной состав и рельсы за тысячи миль, с огромных сталелитейных заводов Бирмингема в Бомбей и Калькутту, обеспечив таким образом огромные барыши каждой британской компании, находящейся на этом долгом пути. Все же в исторической ретроспективе, каковой бы не была цена железной дороги и насколько бы непомерной она не казалась, ничто другое не оказало большего влияния и не оказалось более полезным для экономического роста Индии и ее развития, а также национального единства, чем железная дорога. Около пятидесяти тысяч миль железнодорожной инфраструктуры, построенной на индийской земле британскими имперскими предприятиями, стали модернизированной сетью железных дорог для независимой Индии, ее стальной основой, двигающей прогресс.
Индийцы, которые получили работу во всех институтах власти и экономики, построенных британским Раджем, стали, хотели они того или нет, агентами западного влияния и, как правило, «современности». Армия, ставшая самым большим из всех государственных институтов, не была исключением, хотя во времена британского Раджа ее намеренно старались сделать настолько «традиционной», насколько это было возможно, поскольку британские офицеры очень быстро уяснили, что изменения в армии часто заканчивались бунтами. Даже такие невинные с виду вопросы, как попытка упростить головные уборы и приказ сипаям из армии Мадраса побрить бороды, привели к восстанию в 1806 году. После этого политика невмешательства стала первым правилом командования в индийской армии, а также и во многих индийских коммерческих предприятиях. Брахманам и индусам других высших каст, служившим в огромной бенгальской армии, разрешалось готовить свою собственную еду, носить свои тюрбаны любым нравившимся им способом и не брить свои всклокоченные бороды, лишь бы они хорошо воевали и оставались верны присяге. К середине XIX века Ост-Индская компания вооружила и подготовила почти треть миллиона индийцев, чтобы воевать и подавлять других индийцев. Все они служили или непосредственно в провинциях, интегрированных в британский Радж, или в княжествах — союзниках британского Раджа, так называемых набобах-марионетках.
Единственным регионом, который смог избежать такой интеграции, стал Афганистан. Британские войска дважды отправлялись в поход через перевалы на северо-западной границе, каждый раз покоряя Кабул и «освобождая» его дворец, но они никак не могли нанести поражение или хотя бы усмирить неистово независимые пуштунские племена, населяющие это королевство отшельников. Пуштуны полностью уничтожили британскую индийскую армию во время первой, катастрофической для Британии, англо-афганской войны и британского резидента в Кабуле вместе со всем его эскортом во время второй англо-афганской войны. Все остальные, даже такие могущественные воины, как непальские гуркхи и сикхи из Пенджаба, оказались покоренными к середине XIX века. Сикхи заплатили очень дорого за свою землю — кровью самых смелых воинов, понеся самые высокие потери среди британских индийцев со времени окончания первой афганской войны, но к 1849 году весь Пенджаб был «окрашен в красный цвет», а это означало, что на карте появилось еще одно британское владение. Покорение сикхов произошло как нельзя вовремя для Британской империи, поскольку менее чем через десятилетие британское военное командование призвало их на помощь, чтобы вновь овладеть Дели.
К середине 50-х годов XIX века британское могущество было настолько велико, локомотивы британской индустрии двигались с такой скоростью и самоуверенностью, что, казалось, никто и никогда не сможет остановить их. Надменные управляющие Ост-Индской компании уже больше не утруждали себя притворством игры в набобов, и вышли из тени тронов, на которых сидели их марионетки, оказавшись на первом плане, полном великолепия суверенной власти, перед глазами индийцев всех классов общества. Выплаты пенсий экс-набобам были прекращены без всякого предупреждения, княжеские владения перешли под британскую юрисдикцию, другие государства, включая первого крупного индийского союзника Великобритании, страну самого царя Рамы — Ауд (сейчас это штат Уттар-Прадеш), просто аннексировали. Великая Ост-Индская компания, которая когда-то, по крайней мере, была верна своим контрактам и всегда держала свое слово, оказалась бесчестной, как последняя проститутка. Земли, которые никогда не обкладывались налогами со времен начала империи Великих Моголов, были узурпированы безбородыми британскими сборщиками налогов, приезжавшими за налогами во главе отрядов свирепых сипаев.
Древняя аристократия в долинах Ганга и центральной Индии кипела от ненависти и бессилия. Затем произошло следующее. Индусы, выходцы из высших каст, и правоверные мусульмане, которые заполнили ряды бенгальской сипайской армии, испугались того, что британские офицеры-христиане попытаются заставить их перейти в христианство или превратят их в неприкасаемых и неверных. Все это случилось после того, как им в 1857 году были выданы новые винтовки Энфилд с патронами, которые были смазаны животным жиром. Британские полковники и бригадиры отдали приказ своим солдатам откусывать кончики патронов, так нужно было по уставу, которые были смазаны, как думали индусы, коровьим жиром, а мусульмане полагали, что свиным. И в том и в другом случае это являлось анафемой и для индусов, и для мусульман. Каждый сипай, отказавшийся выполнять эти «кощунственные» приказы был лишен всех воинских знаков отличия и отослан домой, где он кипел от негодования и распространял лихорадку гнева на всю деревню или город, что стало происходить повсюду в самом сердце Северной Индии. К маю 1857 года, когда факел восстания вспыхнул в сипайских частях, расквартированных в городе Меерут к северу от Дели, весь Ауд и сам Дели представляли собой бочку с порохом в ожидании взрыва. В течение последующего месяца последний из Моголов был возведен на трон, а Лукнов и Канпур были
Британская победа в 1858 году стала победой западной современной цивилизации над страстными устремлениями индийской аристократии и традиционными религиозными устремлениями индийцев вернуться к прошлому. Они не хотели просто восстановить разлагающуюся и умирающую империю Великих Моголов во всей ее славе, они хотели вернуть прошлое, символами которого для них были махараджа Шиваджи, ненавидевший всех Моголов, Маратхская Конфедерация и сам царь Рама. Это был золотой век индуистского мифа, когда боги чудесным образом ходили по земле, чтобы спасти благочестивых молящихся от демонской темноты. Все эти несовместимые эпохи и мечты, разделенные веками или тысячелетием, каждая из которых со своим отрядом верных сторонников, сжимающих в руках разорванные знамена былой славы, Моголы в Дели, Маратхи в Канпуре, Набоб Ауда со всеми своими придворными из Лукнова — все они находились на расстоянии менее дневного похода друг от друга. Но никто из них никогда так и не смог совершить этот поход на помощь друг другу. Это произошло потому, что они были разделены непреодолимой пропастью веры и доктрин, которые научили их ненавидеть и не доверять друг другу, помня крики ужаса и поля древних битв, залитые кровью их предков, которые так никогда и не поняли простую истину: для того чтобы быть свободными от иноземного правления, «индийцы» должны осознавать, что они все в первую очередь индийцы, а не брахманы или раджпуты, афганцы или Моголы. Такое мышление и было частью современной цивилизации.
Британцы были также во многих отношениях разделены между собой. Каждая из их армий в Бенгалии, Бомбее и Мадрасе имела свое собственное, отдельное от других командование. В Индии служили и работали парни из Йоркшира и Вестминстера, ребята из Глостера и Оринджа. Там были шотландцы и валлийцы, фабриканты из Манчестера и коммерсанты из Лиденхолла. Но все они считали себя британцами. Как только им бросали вызов, и на небе вспыхивало зарево мятежа, все региональные различия тут же исчезали, а различные диалекты бледнели в своей незначительности по сравнению с огромным вызовом, брошенным «неверными туземцами», который объединял всех британцев в одно целое, похожее на пулю. Новые винтовки Энфилда помогли им одержать победу, поскольку они стреляли быстрее и точнее, чем устаревшие мушкеты сипаев. Телеграф оказал им неоценимую помощь, успев молниеносно передать предупредительное слово «мятеж» от Агры до Калькутты, до того как его серебряные нити были перерезаны бунтовщиками. Затем Калькутта притормозила британский флот со свежими войсками, которые направлялись в Китай для участия в Опиумной войне как раз в тот момент, когда флот пересекал Бенгальский залив. Лондон же ни на минуту не колебался послать еще войска и еще винтовки, и еще, еще… до тех пор, пока все, что нужно для победы, не было сделано. Пока война не была выиграна.
Британия не могла потерять Индию, так как к середине XIX века Индия стала намного больше, чем просто аванпост Ост-Индской компании. Она стала империей по размеру своей территории в десять раз большей, чем сама Великобритания, целый континент, кишащий бесчисленными миллионами людей, чьи потребности в британских товарах были просто неисчислимы. Индия была миром «потерянных и загубленных душ», которые должны были быть «спасены». Она была девственным полем бескрайнего размера, способным поглотить время и таланты младших сыновей из лучших семей Британии, у которых реально не было никаких перспектив найти достойную работу у себя на родине. Индия стала неким далеким вызовом, на основе которого в обществе возникали мечты и мифы, и вскоре она стала самым ярким бриллиантом в короне Британской Империи. Британия была готова заплатить любую цену за то, чтобы вернуть Индию в свое лоно, особенно если учесть тот факт, что все расходы, связанные с восстанием, были впоследствии взысканы с самой Индии, с ее земли, налоги на которую в последующее десятилетие были увеличены. Однако Ост-Индская компания также была вынуждена заплатить за все происшедшее, так как война унесла слишком много британских жизней, чтобы оставить для компании все без последствий. Британский парламент и Корона сделали из Ост-Индской компании козла отпущения. 1 ноября 1858 года вице-король, лорд Каннинг, зачитал в Аллахабаде декларацию королевы Виктории, объявляющую о том, что Ее Королевское Величество (и парламент) принимают на себя полную ответственность за управление Индией, и что Ее Величество выражает торжественное пожелание, чтобы все князья и народы Индии «могли наслаждаться таким уровнем благополучия и таким уровнем общественного прогресса, которые только возможны при условии сохранения внутреннего мира и правильного государственного управления… В их благополучии будет наша сила, в их удовлетворенности наша безопасность и в их благодарности наша лучшая награда».
Революции и реформы молодой Индии
Однако для самой Индии время непосредственно после окончания этой ужасной войны не принесло ни благополучия, ни удовлетворенности, и, определенно, никакой благодарности по отношению к Великобритании. В начале был только горький привкус ужасного поражения, запах смерти и еще больше смертей, так как бесчисленных «ниггеров Пандейев», которых вылавливали отряды британских линчевателей, привязывали кдулу орудий и затем производили выстрел, их тела просто разрывало на куски. Лорд Каннинг был христианином и аристократом настолько, что он простил своих несчастных поверженных врагов, но благородная амнистия, которую он объявил, вызвала у его соотечественников, проживающих в Индии, только презрение по отношению к нему. В результате, на протяжении всего оставшегося срока пребывания его в должности вице-короля они с усмешкой называли его «Милосердие» Каннинг. Очень немногие англичане могли забыть то, как белые женщины были практически разорваны на куски, после чего их телами были буквально забиты колодцы Канпура, или то, как Нана Сахиб коварно приказал вырезать остатки британского гарнизона, после того как он сдался, хотя им обещали сохранить жизнь и свободный проход вниз по реке. Те немногие индийцы, которые смогли пережить безжалостное сжигание ни в чем не повинных деревень в долине Ганги отрядом британских головорезов-мстителей под предводительством полковника Нейла, вряд ли когда-либо смогут забыть расовую ненависть и жестокость британцев. Раны оказались слишком глубокими, чтобы исчезнуть из коллективного сознания обеих сторон, даже после того, как показалось, что они уже зарубцевались. Еще долго после того, как кровопролитие прекратилось, страшные воспоминания были живы в памяти народа и шепотом передавались из поколения в поколение.