Индия. История, культура, философия
Шрифт:
Ганди и его жена Кастурбай
emp1
Мухаммад Али Джинна
emp1
Влияние Махатмы Ганди
Ганди вернулся из Южной Африки в 1906 году для того, чтобы принять участие в работе Индийского национального конгресса в Калькутте. На этом съезде Гокхале произнес речь, которую Джинна помог написать для болеющего парсийского президента Индийского национального конгресса Дадабхая Наороджи (1825–1917). Призыв Ганди от имени южно-африканской индийской общины, находящейся в довольно тяжелом положении, был тепло принят конгрессом, благодаря сильной поддержке Гокхале и популярности, которую получило недавно созданное Ганди движение под названием Сатьяграха (стремление к истине), и которое должно было вот-вот начаться в Трансваале. Ганди отправился в Южную Африку в 1893 году в качестве адвоката для того,
Он организовал Индийский национальный конгресс в Южной Африке и подвиг общину поселившихся там индийцев на героическое, но ненасильственное сопротивление «Черному законодательству», введенному правительством Трансвааля. Ганди вернулся в Индию перед началом Первой мировой войны. Он больше не одевался в костюмы с улицы Севил Роу в Лондоне, где продавалось самое дорогое мужское платье в мире, а начал носить (дхоти), одежду бедных индийских крестьян, и питаться тем же, чем и они. Он решил вернуться к древнему ведическому верованию в «Реальность» и «Правду», сделав слово Сатья ключевым в названии революционного движения, которое он возглавил, связав его довольно сложным способом с джайнистским, буддистским, а позднее и с индуистским понятием ненасилия, ахимса, которое он также называл «Любовь». Соединив Правду и Любовь, заявлял Ганди, «можно сдвинуть мир». И он его сдвинул.
Бессмысленность Первой мировой войны помогла Махатме (Великая Душа) Ганди убедить многих его последователей в том, что западная цивилизация была «дьявольской». Вся могущественная структура урбанистического, индустриального общества, настаивал Ганди, была жестокой, репрессивной, чудовищной машиной, которая разрушала человеческие души и уничтожала все хорошее и прекрасное, что существовало в природе. Подобно Генри Торо и Льву Толстому он выступал за самый скромный образ жизни, что сильно приблизило его к большинству индийского народа, по большей части проживающего в деревне и ведущего более чем скромный образ жизни. Его призыв был настолько традиционно индуистским в большинстве аспектов, что на него начали смотреть скорей как на йога или садху, миллионы индусов поклонялись ему как махатме [17] .
17
Махатма — понятие в индуизме синонимом, которого в христианстве можно считать понятие «святой». Индийский писатель Рабиндранат Тагор в своей книге популяризовал это понятие применительно к Ганди.
Большинство англичан и мусульман считали Ганди не совсем понятным для себя и определенно не очень привлекательным. Британский государственный секретарь по делам Индии во время Первой мировой войны, член либеральной партии Эдвин Монтегю считал его «троцкистом» и «мечтателем», абсолютно не осознавая того огромного влияния на народные массы, которым обладал Ганди, проповедуя свои идеи настолько простым способом. В отличие от Ганди, Мухаммада Али Джинну, который к этому времени возглавил Мусульманскую лигу, британцы к середине Первой мировой войны считали одним из самых талантливых молодых лидеров Индийского национального конгресса, считалось, что он даже более блестящий политик, чем вице-король лорд Челмсфорд. «Конечно, очень жалко, — признался Монтегю в своем дневнике после встречи с Джинной, — что у такого великого человека нет никаких шансов на то, чтобы управлять своей страной». Все же в 1916 году казалось, что Джинна был близок к тому, чтобы стать лидером объединенного национального движения, которое бы включало в себя Индийский национальный конгресс и Мусульманскую лигу, и чье совместное требование, «Пакт», провести конституционные реформы после окончания войны он помог составить. Кроме того, Монтегю официально заявил в парламенте в середине 1917 года о том, что «политика правительства Его Величества, с которым правительство Индии полностью согласно, это увеличение участия индийцев в каждом административном органе и постепенное развитие институтов самоуправления с целью достижения прогресса в деле создания в Индии ответственного правительства». Все это было похоже на то, что статус доминиона для Индии только ожидал окончания войны.
Однако окончание войны принесло в Индию только еще более ужасные репрессии, вызванные введением военного положения. Закон Роулетта, который Ганди заклеймил «Черным законом», продлил отмену гражданских свобод и правовых гарантий, введенных в военное время, став первым законом, принятым правительством Индии после окончания войны. «Фундаментальные принципы справедливости были вырваны с корнем, а конституционные права людей нарушались в то время, когда уже не существовало никакой опасности для государства», — писал Джинна лорду Челмсфорду в своем письме с просьбой о его отставке из Законодательного собрания. «Эти нарушения совершались излишне капризной и абсолютно некомпетентной бюрократией, которая не отвечала перед народом и не осознавала реального положения дел». Ганди призвал индийцев молиться и поклясться никогда не подчиняться этим гнусным законам. Марши протеста и забастовки движения Сатьяграха проходили от Бомбея до Дели, от Бенгалии до Пенджаба.
В апреле 1919 года к битве присоединился Амритсар, где городской парк Джаллианвала-багх, расположенный менее чем в полумиле от Золотого Храма сикхов, стал наполненным болью местом рождения индийского революционного национализма. Реджинальд Дайер, обезумевший британский бригадный генерал, отдал своим солдатам гуркхам и белуджам приказ открыть огонь без предупреждения по тысячам безоружных людей, оказавшихся в западне окруженного стенами парка в тот момент, когда они праздновали индуистский весенний фестиваль Вайсакхи.
Позднее он заявил, что действовал таким образом для того, чтобы «произвести необходимый
Ганди начал свою первую общенациональную Сатьяграху в августе 1920 года. Он призвал индийцев по всей стране бойкотировать британские товары, британские суды, британские школы, британские почести, британскую работу, короче, лишить огромную, чудовищную машину империи индийской поддержки до тех пор, пока она не встанет. Он также пытался привлечь на свою сторону массы индийских мусульман наравне с индусами, приняв на вооружение панисламистские требования от имени понесшего поражение в Первой мировой войне турецкого Халифата, сделав, таким образом, первый шаг в этом направлении внутри своего движения. Он призвал своих учеников принять страдания, навлекать своим поведением арест, если нужно без страха смотреть смерти в лицо и не прибегать в ответ к насилию. «Ни одна страна в истории не могла подняться без очищения огнем страданий», — напоминал индийский лидер миллионам, которые присоединились к его революции. «Мать страдает ради того, чтобы ее ребенок мог жить. Для того чтобы выросла пшеница, зерно пшеницы должно погибнуть. Жизнь выходит из смерти. Сможет ли Индия когда-либо выйти из своего рабства, не выполнив этот вечный закон очищения?» Десятки тысяч людей заполнили тюрьмы Британской Индии на протяжении менее года. Вся Индия, казалось, превратилась в одну гигантскую тюрьму к концу 1921 года в ответ на призыв Махатмы. Затем, всего несколькими месяцами позже, весной 1922 года, разъяренная толпа сатьяграхистов сожгла две дюжины индийских полицейских, находившихся внутри их собственного участка в городишке Чаури-Чаура, превратив его в огромный погребальный костер. Когда эти ужасные новости стали известны Ганди, он публично признал, что совершил «ошибку гималайских размеров», предположив, что его безграмотные последователи были в действительности достаточно очищены и дисциплинированы для того, чтобы проводить массовые мирные протесты. Генерал Махатма объявил об окончании своей кампании, оставив многих своих самых пылких молодых сторонников, находящихся за решеткой, удивляться тому, зачем же они нарывались на арест ради такого лидера. Сам Ганди удалился в свой ашрам — деревенскую общину, где он ткал и прял, посвящая свое время и таланты на протяжении большей части последующего десятилетия своей «конструктивной программе» социально-экономических реформ, которые включали в себя работу во имя «поднятия» неприкасаемых, которых Ганди называл Хариджаны (дети божьи). Он больше не проведет ни одной кампании Сатьяграхи вплоть до Соляного марша в 1930 году.
Разочарование Джинны тем, как Ганди, по его мнению, нереалистично, иррационально и непредсказуемо руководил Индийским национальным конгрессом после 1920 года, привело к тому, что вначале он вообще отошел от политики, но позднее вернулся, однако уже в качестве президента более воинственно настроенной и сепаратистской Мусульманской лиги. Другие консервативные политические лидеры-англофилы, индусы и парси, покинули ряды Индийского национального конгресса для того, чтобы основать новую, Либеральную партию, совсем небольшую по размеру, или другие похожие крошечные политические группы, которые имели некоторое влияние в правительственных кругах, но не имели абсолютно никакого влияния в обществе. Пандит Мотилал Неру (1861–1931), отец, дед и прадед трех премьер-министров независимой Индии, организовал свою свараджистскую партию как фракцию внутри Индийского национального конгресса, таким образом дав возможность прагматично настроенным политикам, таким как он сам и Ч. Р. Дас, получить место в новой Центральной ассамблее «Парламенте» Британской Индии. Там они имели возможность в полной мере информировать вице-короля и других британских чиновников обо всех проблемах, существующих, с их точки зрения, в стране и о том, что необходимо сделать, чтобы их исправить. Мотилал, брахман из Кашмира, будучи президентом Индийского национального конгресса, также был одним из самых богатых его спонсоров. Он передал в дар конгрессу свой великолепный дом в Аллахабаде, ставший штаб-квартирой организации, и помог подготовить своего единственного сына Джавахарлала (1889–1964) к тому, чтобы он смог унаследовать руководство партией и нацией. Будучи космополитичным, аристократичным адвокатом, не менее элегантным в своем платье и манерах, нежели мистер Джинна, Мотилал сначала, так же как и Монтегю, абсолютно не воспринимал Ганди, но позже он изменил свое отношение к Махатме, в значительной степени благодаря тому восхищению, которое революционный идеализм Ганди вызывал у его сына.
Мотилал Неру возглавил престижный комитет, создавший конституцию для Индийского доминиона в 1928 году, которая стала светским, демократическим отражением парламентской системы Великобритании. Джинна и возглавляемая им Мусульманская лига настаивали на большем количестве гарантий для мусульман в качестве платы за их поддержку проекта конституции, выдвинутого комитетом Неру. С другой стороны, Джавахарлал и другие молодые, радикально настроенные лидеры Индийского национального конгресса, среди которых также был Субхас Чандра Бос из Бенгалии, считали рекомендации Мотилала слишком консервативными и поставили себе цель добиться полной независимости страны (Дурна Сварадж). Махатма в это время был далек от всего этого, предпочитая прясть свой хлопок, ожидая, когда его вновь призовут возглавить следующую Сатьяграху. Неспособность Мотилала организовать поддержку своей конституции широким спектром индийских политических партий обрекла ее на преждевременную кончину.