Индотитания
Шрифт:
ФЛАВИЙ. И у меня корни болят.
КАЛИГУЛА. А у меня ничего не болит. Даже приятно.
КОНТУШЁВСКИЙ. Эй, Хасан, ты как? Не отвечает.
ФЛАВИЙ. У него ствол обуглился, и осыпалась листва. Похоже — он мертв.
ЖОРА. Да что там у вас случилось?
ФЛАВИЙ. Огромная молния ударила в дуб Хасана. Он только крякнуть успел.
КОНТУШЁВСКИЙ. Это несправедливо! Я тоже хочу быть ударенным!
ЖОРА. Ты и так уже ударенный. Только не молнией… Эй, Профессор!
ПРОФЕССОР. Да.
ЖОРА.
ПРОФЕССОР. По какому поводу?
ЖОРА. Мы все слышали твой последний разговор с Хасаном.
ПРОФЕССОР. Нет, не пора.
ЖОРА. Почему?
ПРОФЕССОР. По кочану.
ЛЕНЬКА. Жора, отстань от Профессора. Мне кажется, что в этом чертовом лесу все зависит именно от него. Такое ощущение, что он здесь полный хозяин. А требовать у хозяина отчета в действиях — глупое и бесполезное дело.
ПРОФЕССОР. Молодец, Леня.
КОНТУШЁВСКИЙ. Кто хозяин? Этот мерзавец? Так это по его воле я прозябаю здесь более двухсот лет?! А ну-ка, быстро объяснись! Отключился, пес паршивый!
ФЛАВИЙ. Пан Контушёвский! Если это так и есть на самом деле, а, скорее всего — да, то я бы на твоем месте попридержал мысли. А то действительно останешься в роли навеса над рестораном.
КОНТУШЁВСКИЙ. Чушь! Не может этот негодяй быть таким всесильным.
ФЛАВИЙ. Но в прошлый раз его прогнозы сбылись полностью.
КОНТУШЁВСКИЙ. Все это — совпадение. Я не желаю зависеть от какого-то ублюдка.
ЖОРА. А почему он ублюдок?
КОНТУШЁВСКИЙ. Я откуда знаю? Так, к мысли пришлось…
Продолжительное мыслемолчание
На следующий день
ФЛАВИЙ. Ничего себе, толпа собралась.
КОНТУШЁВСКИЙ. Разглядывают обугленный дуб.
ФЛАВИЙ. Говорят, что его нужно спилить, пока не завалился.
КОНТУШЁВСКИЙ. Понятное дело.
КАЛИГУЛА. Ай! Ой! Ай-яй!
КОНТУШЁВСКИЙ. Чего ты орешь?
КАЛИГУЛА. Больно! Ай, опять больно!
ФЛАВИЙ. Где?
КАЛИГУЛА. Сзади! Ох!
КОНТУШЁВСКИЙ. Ха-ха-ха!
КАЛИГУЛА. Ай!
ФЛАВИЙ. Что смешного?
КОНТУШЁВСКИЙ. Так вот куда тебя пристроили! Надо же? Ха-ха-ха! Даже если это сделал Профессор, снимаю перед ним шляпу! Ха-ха-ха!
ФЛАВИЙ. Пан Контушёвский, что случилось?
КОНТУШЁВСКИЙ. Группа, состоящая из малолетнего быдла, бросает ножи в заднюю фанерную стенку игрушечной мельницы. Они втыкаются с громким стуком! Ха-ха-ха!
КАЛИГУЛА. Ой, когда это закончится?!
ФЛАВИЙ. Не понял, причем тут мельница? Какие-то ножи… А-а-а!
КОНТУШЁВСКИЙ. Дошло?
ФЛАВИЙ. Неужели Калигула сидит в мертвом искусственном сооружении?
КАЛИГУЛА. Уй-ой!
КОНТУШЁВСКИЙ.
КАЛИГУЛА. Йё-ёй! Больно!
КОНТУШЁВСКИЙ. Не ври! Малышню уже прогнали взрослые. И даже ножики отобрали.
КАЛИГУЛА. Раны-то остались. Болят.
КОНТУШЁВСКИЙ. Я заметил, что твое колесо крутится тогда, когда мы обсуждаем сексуальные опыты молодой парочки либо пытки. Почему?
КАЛИГУЛА. Мне это интересно. Я возбуждаюсь, и что-то в моем теле приходит в движение.
ФЛАВИЙ. А потом?
КАЛИГУЛА. Потом мне становится хорошо, и движение прекращается.
КОНТУШЁВСКИЙ. Вот это да! Как это назвать?
ЖОРА. Фанерный онанизм.
ЛЕНЬКА. Проще — фанеризм!
КОНТУШЁВСКИЙ. Это несправедливо!
ЛЕНЬКА. Га! Ты тоже так хочешь?
ЖОРА. Ха-ха!
КОНТУШЁВСКИЙ. Дураки! Я не про то. Эта мельница дольше года не продержится. Либо сгниет, либо будет разломана шалопаями. Калигула опять родится человеком! А когда я?
ФЛАВИЙ. Пан Контушёвский, имей совесть. Все-таки Калигула сидит здесь даже дольше, чем я.
КОНТУШЁВСКИЙ. Заткнись! Он находится тут с перерывами!
ФЛАВИЙ. Но он не видит и не слышит окружающего мира.
КОНТУШЁВСКИЙ. Зато он слышит нас. И этого достаточно.
ФЛАВИЙ. Скоро и нас срубят.
КОНТУШЁВСКИЙ. Я уже начал терять надежду…
КАЛИГУЛА. Уже не больно.
ЖОРА. А если твое колесо крутят люди?
КАЛИГУЛА. Мне так же приятно.
ЖОРА. Хорошо устроился.
ЛЕНЬКА. Да. И никто сок не сцеживает. Вот, опять появился старый хрыч! Эй, придурок! Уже давно листва зеленая! Какой сок? Сезон закончился!
ЖОРА. У него, наверное, склероз. Он забыл, в какое время года надо этим заниматься.
ЛЕНЬКА. Ай! Мне от этого не легче!
КОНТУШЁВСКИЙ. Калигула, ты сам сейчас крутишь колесо?
КАЛИГУЛА. Когда кричат от боли, мне приятно.
ЖОРА. Съезд садистов! Ой, этот сокосос уже у меня!
КОНТУШЁВСКИЙ. Ничего себе, скорость у колеса!
ЛЕНЬКА. Стадо маньяков!
ЖОРА. Да пошли они все!
КОНТУШЁВСКИЙ. Ха-ха-ха!
Продолжительная мыслетишина
Глава шестая
КОНТУШЁВСКИЙ. Это что за толстый и пузатый ушлёпок идет к нам через площадь?
ФЛАВИЙ. Судя по семенящим с ним рядом услужливым людям — важная персона.
КОНТУШЁВСКИЙ. И зачем он нас разглядывает?