Индотитания
Шрифт:
ЖОРА. Думаешь, действительно, никто не слышит?
ЛЕНЬКА. Сейчас проверим. Эй, Контушёвский! Ты — вонючий дохлый козел!
Мыслетишина
ЖОРА. Вроде бы не слышит.
ЛЕНЬКА. А как насчет Калигулы?
ЖОРА. Этот придурок вообще в счет не идет. Эй, ау!
Мыслетишина
ЛЕНЬКА. Ладно. Все тихо. Знаешь, мне кажется, что я где-то встречался с Профессором. Причем, не только в прошлой жизни…
ЖОРА.
ЛЕНЬКА. Да. Он говорил, что эмоции — путь к самоубийству. Чем больше эмоций, тем короче жизнь агента. Странное дело…
ЖОРА. Правильно. А в позапрошлой жизни ты случайно не сталкивался с таким же наставником?
ЛЕНЬКА. Стоп! Капитан Мешков!
ЖОРА. Да! Он был командиром нашей разведывательной роты в Афгане.
ЛЕНЬКА. Н-да! Я всегда считал, что именно благодаря ему я стал человеком, не боящимся ничего на свете! Ведь именно он научил меня быть самим собой…
ЖОРА. А кто такой — сам собой?
ЛЕНЬКА. Ну, это мужик. Человек, не испытывающий страха перед трудностями, идущий в бой, не боясь этого боя!
ЖОРА. Красиво сказано. А дальше?
ЛЕНЬКА. Что дальше?
ЖОРА. Ну, научился ты ничего не страшиться. Идти в бой, сражаться до последней капли крови, убивая всех врагов…
ЛЕНЬКА. Тпру, родной! Куда ты клонишь?
ЖОРА. Когда тебя увезли в госпиталь, я продолжал и дальше выполнять свой «интернациональный долг». Ты там прохлаждался более трех месяцев. А мы один раз попали в натуральную засаду…
ЛЕНЬКА. Это когда тебе потом дали орден «Красной звезды»?
ЖОРА. Да. Только это был не мой орден. Это был орден капитана Мешкова.
ЛЕНЬКА. Как так?
ЖОРА. Вот так. Мы в количестве взвода вышли на ликвидацию группы «духов». С нами, почему-то, пошел Мешков, хотя (это я сейчас понимаю) командиру роты разведки в рядовом рейде делать было нечего. По тропе, где мы залегли, должна была пройти банда душманов, состоявшая из десяти человек. Но, на самом деле их оказалось не менее двухсот. Это был ад! Они открыли такой плотный огонь, что мы не могли даже головы поднять из-за камней, за которыми прятались. И лишь Мешков творил чудеса.
Он, постоянно перебрасывая (именно перебрасывая) тело между камнями, стрелял из автомата одиночными. Причем, навскидку. Я сначала не понимал его действий. Но, спустя некоторое время заметил, что огонь духов заметно ослаб. Я приподнял голову и стал внимательно наблюдать за маневрами Мешкова.
Капитан, рывками двигаясь от камня к камню, выпускал пули одну за другой. Никто из наших бойцов не стрелял. Я увидел, что склон горы покрыт телами моджахедов. И вдруг понял, что каждый выстрел Мешкова достигает цели. Он был стрелком от бога или, точнее сказать — от дьявола!.. Вот приподнялась над валуном фигура душмана с зажатым в руках гранатометом. Бросок Мешкова. Выстрел! Гранатомет отлетел в сторону, тело безвольно повисло на камне. Душманы встают и яростно бросаются вперед! Перемещение Мешкова, выстрел — и главарь, подавший команду, заваливается спиной на землю…
ЛЕНЬКА. Я где-то читал, что львы именно так и поступают.
ЖОРА. Возможно. Но здесь немного по-другому. Как говорится, на место одного имама придет другой. Если Мешков подстрелил командира, то это не значит, что не появится новый… Он, естественно, появился. Капитан тут же пристрелил и его! И следующего! И дальнейшего! А пока совещались насчет последнего, командир роты ухлопал еще десяток рядовых. Я видел, что за десять минут он отправил к гуриям более сотни моджахедов!
ЛЕНЬКА. И что дальше?
ЖОРА. Когда они поняли, что будут перебиты, то попытались сбежать. И тут я поднял всех в атаку. Если честно, то нервы не выдержали. Поднялся и — вперед! За мной пошли все. Только Мешков уселся на землю, и с усталой улыбкой наблюдал за нашим вдохновенным порывом. В результате мы перебили несколько десятков «духов» и взяли пленных…
ЛЕНЬКА. К чему ты мне все это рассказал?
ЖОРА. Потом, когда все закончилось, Мешков отозвал меня в сторону и сказал: «Мовсесян, запомни, если бой уже выигран, не надо идти в атаку. Нужно действовать без эмоций. Эмоция — плохая вещь для производства точного выстрела».
ЛЕНЬКА. Где-то я уже это слышал. По-моему, у Профессора.
ЖОРА. Вот то-то и оно…
ЛЕНЬКА. Значит, Профессор та еще рыба?
КОНТУШЁВСКИЙ. А что я говорил?
ЖОРА. Вот, блин, подслушал! И козлом, ведь, обзывали.
КОНТУШЁВСКИЙ. Сами вы козлы. А я не зря в свое время жалованье получал. Умею добывать сведения.
ЛЕНЬКА. Без щипцов и каленого железа?
КОНТУШЁВСКИЙ. С щипцами сведения добываются быстрее. А тут — жди, пока вы соизволите проболтаться. Но дело не в этом. А знаете, в чем? В том, что капитан Мешков и Профессор — одно и то же лицо!
ЖОРА. Мы и без тебя догадались.
КАЛИГУЛА. Я тоже. Кстати, сами вы придурки. А я — император!
ЛЕНЬКА. Так, всем пока. А императору — тем более.
КАЛИГУЛА. Куда вы все? Ну-ка, стоять! Эй! Где вы? Странно…
Мыслемолчание
Раннее утро
КОНТУШЁВСКИЙ. Эй, кто-нибудь!
КАЛИГУЛА. Да.
КОНТУШЁВСКИЙ. Я так понял, что ты вспомнил, кем был?
КАЛИГУЛА. Частично.
КОНТУШЁВСКИЙ. Ну, и как ощущения.
КАЛИГУЛА. Все время чего-то хочется… Ты был палачом?
КОНТУШЁВСКИЙ. Лучшим их них!
КАЛИГУЛА. А как сажают на кол?
КОНТУШЁВСКИЙ. Вон, что тебе интересно…
КАЛИГУЛА. Да. Я — извращенец. Так Профессор считает.
ПРОФЕССОР. Так считает весь мир.
КАЛИГУЛА. Ничего про это не помню. А жаль.
ФЛАВИЙ. Не переживай. Пан Контушёвский тебе напомнит.
КАЛИГУЛА. А почему Пан? Он что, греческий бог?
КОНТУШЁВСКИЙ. Сам ты греческий бог. Пан, — это польское слово, означающее, что перед тобой не быдло низкоутробное, а шляхтич!