Индотитания
Шрифт:
ФЛАВИЙ. Он находится рядом со мной. Я слышу обрывки разговора. К нему обращаются почтительно.
КОНТУШЁВСКИЙ. Как?
ФЛАВИЙ. Называют Борисом Григорьевичем.
КОНТУШЁВСКИЙ. Никак, Боря Момзик собственной персоной?
ФЛАВИЙ. Очень похоже.
КОНТУШЁВСКИЙ. Судя по его носу, он не Момзик, а — Момзикян. Или, на худой конец — Момзикидзе. Кстати, Флавий, а у тебя был нос?
ФЛАВИЙ. Что за дурацкие вопросы? Конечно, был.
КОНТУШЁВСКИЙ. Такой
ФЛАВИЙ. Нормальный у меня нос был.
КОНУШЁВСКИЙ. Ага. Все понятно. Никакой он не Момзикян и, тем более, не Момзикидзе. Он, скорее всего — Момзишницель какой-нибудь. У меня как-то был подручный, который выдавал себя за получеха-полуцыгана. Фамилия у него была — Ружек. А оказалось, что никакой он не чех, и к цыганам отношения не имеет. Потому что на самом деле фамилия его матери — Розенблюмцер. Но нос у него был, как у нынешнего Момзика, которого мы наблюдаем прямо под нами.
ФЛАВИЙ. Какая разница? Ведь он — благодетель!
КОНТУШЁВСКИЙ. И о чем говорят?
ФЛАВИЙ. Предлагают спилить мертвый дуб и один из живых.
КОНТУШЁВСКИЙ. Как один?
ФЛАВИЙ. Ну, рассказывают, что для строительства ресторана места хватит и так. Мертвое дерево подлежит сносу окончательно. А из живых предлагают убрать только мой дуб. Говорят, что он очень стар, и в последующем может завалиться. А твой хотят оставить, чтобы устроить под его кроной летний зал.
КОНТУШЁВСКИЙ. А-а-а! Профессор, сволочь, отзовись!
ПРОФЕССОР. Слушаю внимательно.
КОНТУШЁВСКИЙ. Это твои скотские проделки?
ПРОФЕССОР. Нет, это — случайность. Видимо, время отсидки для тебя еще не закончилось.
ЖОРА. Ха-ха-ха!
КОНТУШЁВСКИЙ. Что-то меня постоянно преследуют случайности. А я не хочу таких случайностей! Слышишь? Если подобное произойдет еще раз, то я клянусь, что отыщу тебя, когда все-таки выйду из этого древесного сортира! Я не знаю, как, но сделаю это!
ПРОФЕССОР. Ой, боюсь, боюсь! Ха-ха-ха!
ФЛАВИЙ. Эй, Калигула, сейчас колесо отвалится. Сбавь скорость.
КАЛИГУЛА. Не отвалится. Проверено.
ЖОРА.
ЛЕНЬКА. Ха-ха-ха!
ФЛАВИЙ. Боря Момзик уехал.
КОНТУШЁВСКИЙ. Матерь Божья, не оставляй меня!
ПРОФЕССОР. Контушёвский совсем сдурел. Какое отношение к Матери Божьей имеет Момзик?
КОНТУШЁВСКИЙ. Гр-р-р!
ЖОРА. Злится, однако.
ПРОФЕССОР. Ну, и пусть…
Мыслетишина
Утро следующего дня
КАЛИГУЛА. Я вспомнил! Я был Великим! Я был Богом! Мне присягали! А почему, собственно, был? Я и сейчас велик…
ФЛАВИЙ.
ЛЕНЬКА. Что ты понимаешь? Может, вращение колеса мельницы сближает человечество со звездами.
ФЛАВИЙ. Каким образом?
ЛЕНЬКА. А я и сам не знаю. Так, к мысли пришлось. И вообще…
ФЛАВИЙ. Ух, ты!
ЛЕНЬКА. Что случилось?
ФЛАВИЙ. Приехали рабочие на каком-то странном автомобиле. У него нет водительской двери и крышки багажника.
ЖОРА. Почему он странный? Самый обычный российский рабочий автомобиль. Имеет много названий. Тот, который ты описал, называется, скорее всего — дрышпак. А есть еще ведра, капитосы, тазики, унитазы, маскарады, убоища, и много других.
ФЛАВИЙ. Да плевать, как классифицируется этот автомобиль. Рабочие достали бензопилы!
КАЛИГУЛА. Ой, куда это меня понесло?
ФЛАВИЙ. Не понял…
КОНТУШЁВСКИЙ. Ха-ха-ха! Зато понял я!
ЖОРА. Что там опять у вас происходит?
КАЛИГУЛА. Снова стою. Крутанули колесо. Хорошо…
ФЛАВИЙ. Это несправедливо!
ЛЕНЬКА. Да что случилось?
КОНТУШЁВСКИЙ. Рабочие перенесли детскую мельницу от меня и вкопали ее под дубом Флавия. Начали пилить дерево Хасана.
ЖОРА. А зачем было переносить мельницу?
КОНТУШЁВСКИЙ. Идиот! Затем, чтобы мое спиленное дерево не разломало ее!
ЛЕНЬКА. Думаешь, следующим спилят тебя?
КОНТУШЁВСКИЙ. Ну, уж не Флавия точно.
ФЛАВИЙ. Профессор!!!
ПРОФЕССОР. Ась?
ФЛАВИЙ. Что это творится?
КОНТУШЁВСКИЙ. Ничего не творится. Все делается правильно.
ПРОФЕССОР. Флавий, не падай в обморок. Придет и твое время.
ФЛАВИЙ. Я не желаю ждать! Я хочу, чтобы меня спилили прямо сейчас! Ведь Боря Момзик вчера указал именно на меня! Или вам Верховный Суд не авторитет?
КОНТУШЁВСКИЙ. Калигула, перестань тарахтеть колесом.
КАЛИГУЛА. Не перестану.
КОНТУШЁВСКИЙ. Ну, и черт с тобой! Тарахти теперь — сколько хочешь…
Иисус-Мария, меня простили! Матерь Божия — спасибо тебе!
ФЛАВИЙ. Почему его? Почему не меня?! Почему кровавому
садисту-убийце должно быть хорошо?!
ПРОФЕССОР. А ты уверен, что ему будет хорошо?
ФЛАВИЙ. Да он же опять станет человеком!
ПРОФЕССОР. И от этого ему обязательно должно быть прекрасно?
ФЛАВИЙ. Конечно! После двух тысяч лет, проведенных в дубе, я согласен быть кем угодно! Но — в образе человеческом…
КОНТУШЁВСКИЙ. О, дуб Хасана завалился. Теперь спичек из него наделают. Туда ему и дорога. Распиливают на бревна и грузят в подъехавшие самосвалы. Скоро и моя очередь придет. Ура!