Инсбрукская волчица. Том первый
Шрифт:
Я так разошлась, что не заметила, что в комнату неслышно вошла тётя.
– - А ну, пойдём со мной, -- сказала она тихо, беря меня за руку и увлекая в гостиную.
Тётя усадила меня за стол, после чего смерила меня убийственным взглядом. По выражению её лица, я поняла, что сейчас меня ждёт крайне неприятная беседа. Либо она прознала о том, что я срываюсь на двоюродных сёстрах и рассказываю им о сомнительных развлечениях, либо она в курсе всего, что происходит со мной. Вскоре тётя принесла мне бумажный лист и, протянув его мне, сухо сказала:
– - Читай.
– -
– - непонятливо спросила я.
– - Читай, -- повторила тётя и мне пришлось подчиниться.
Это было письмо мамы тёте. Кажется, она всё-таки не выдержала и решила излить душу сестре. Она расписала на два листа всё, что её беспокоило. Писала о том, что я стала грубить, прогуливать школу и, хуже того, воровать. А недавно ранила одноклассницу, распоров ей лицо шилом. И главное, почитаю родителей чуть ли не за врагов -- ничего никогда не рассказываю, вечно хожу сама по себе. Я читала вслух и чувствовала, как мой голос начинает дрожать. Лицо моё было перекошено от обиды, а ладони взмокли. Наконец, я закончила и положила лист на стол.
– - Что скажешь?
– - спросила тётя.
– - Понимаешь, тётя, -- ответила я, с трудом сдерживаясь.
– - Тогда случилось недоразумение и меня несправедливо назначили воровкой... Было уже разбирательство, все всё поняли и...
– - А про... Шило... Правда?
– - Она сама виновата!
– - процедила я сквозь зубы.
– - Всю жизнь мне отравляла! Я шагу ступить не могла! Так ей и надо!
– - Значит, над тобой издеваются в школе?
– - спросила тётя.
– - Да, -- тихо ответила я, опустив глаза.
– - И как давно это продолжается?
– - Всю жизнь.
Было странно, что я так разоткровенничалась, с другой стороны, хоть кто-то обратил на это внимание. Я ощущала себя, как преступник на допросе и от напряжения я сидела неподвижно. Тело точно налилось свинцом и даже поднять голову для меня было трудно.
– - Понятно, -- вздохнула тётя.
– - А теперь закатай рукава.
Не смея перечить тёте, я задрала рукава своего свитера и её взору предстали ужасные шрамы на моих предплечьях. Иногда я грызла сама себя, иногда колола шилом, либо ножом.
– - Нет слов...
– - пробормотала тётя, после чего велела мне идти обратно в комнату.
Она это так просто не оставит, начнёт бить тревогу. С другой стороны, может хоть с её помощью родители станут ко мне хоть чуточку внимательнее. Кажется, я совсем отчаялась добиться внимания к себе и даже такая неприятная беседа с тётей казалась мне глотком свободы.
Глава 18. Червонная девятка
После своей долгой исповеди я почувствовала себя немного легче. Может от того, что мне больше не хотелось срывать зло на двоюродных сёстрах, зато тётя ходила хмурая и озадаченная. На следующий день она сказала мне, что приедет к нам, и я в её присутствии расскажу родителям всё, что
– - ...а ещё у неё глаза были красные и речь невнятная!
– - услышала я.
Меня затрясло. Что если эти гусыни расскажут, что я подсела на кокаин? А они будто читали мои мысли, и в следующий миг я услышала предположение о том, что я курю опиум. Тётя не верила или не хотела верить в столь дикую теорию. Если бы только сёстры знали, сколь близки они были к истине...
Тётка в оставшиеся дни моего пребывания в их доме держалась со мной более тепло, чем сначала, но я прекрасно видела, что ей со мной трудно и неловко. В последний вечер она позвала меня, посадила рядом и начала разговор о том, что я уже должна задумываться о будущем, о семье о любви...
– - О чём?!
Я невольно расхохоталась. Мои дни были настолько заполнены решением текущих школьных проблем, что обычные для девочки-подростка мысли об отношениях с противоположным полом были для меня тогда абсолютно чуждыми.
– - О любви? Какая любовь? Вы хотите, чтобы я стала вести себя так же глупо, как ваша Тильда? Целовать на ночь портрет какого-то старого козла?
– - с усмешкой отвечала я тёте.
– - Перестань, -- спокойно ответила тётя Амалия, -- ты же на самом деле так не думаешь.
– - Конечно, думаю!
– - возмутилась я.
– - Неужели ты никого не любишь? Вообще никого?
– - допытывалась тётка.
– - А кто любит меня?
– - спросила я в ответ, -- хоть кому-нибудь до меня есть дело?
Говоря всё это, я, безусловно, была честна. Но в глубине души я любовалась своим цинизмом и потешалась над тёткиным ужасом. В моём ответе была правда, но была и игра.
И надо же было случиться, что на следующий день судьба посмеялась надо мной, приведя меня к пониманию всего, что говорила тётушка, самым коротким путём. Во время этого разговора с тётей Амалией я не могла даже представить, что только день спустя я буду целовать на ночь даже не портрет жениха, а обыкновенную игральную карту.
Тётка проводила меня на поезд. Причём у меня создалось впечатление, что провожает она меня только потому, что боится, как бы я не учудила что-то по дороге на вокзал. Только посадив меня в вагон, тётя Амалия вздохнула облегчённо, перекрестила меня на дорогу и тут же ушла.
Я настояла на том, что буду ехать третьим классом, так как не хочу, чтобы тётя тратила много денег на мой билет. Это требование было глупым, и я это понимала, но просто не могла остановиться. Тревожное выражение, возникающее на лице родственников при подобных моих фортелях, меня забавляло. Билет мне был куплен в третий класс. Как ни странно, это меня обидело. Тётка должна была спорить и убеждать меня, а не соглашаться. А потом я бы могла позволить себя уговорить. Тётя Амалия нарушила правила моей игры, и я смотрела на вагон третьего класса с раздражением. Потом я стала осматриваться даже с некоторым интересом. Раньше мне приходилось ездить только вторым классом.