Инсбрукская волчица. Том первый
Шрифт:
– - Вы на что это намекаете?!
– - вдруг вскочил Вальтер Манджукич.
– - Моя дочь -- не воровка! Вы её за руку ловили?
– - Я что, напрямую заявил, что украла Сара Манджукич?
– - Я, по-вашему глухой?
Обстановка в кабинете накалилась. Я сама была, как на иголках и уже готова была рассказать, как Сара спрятала сперва деньги в рукав, потом -- в портсигар. Теперь-то я поняла, зачем Сара подсунула Эстер в сумку портсигар с деньгами, а после огорошила её известием о том, что якобы отдала на передержку. Ведь знай Эстер заранее всю схему,
В этот момент мне уже не кажется, что с дверью творится что-то неладное. Она в самом деле открывается, на секунду и в скором времени является запыхавшаяся и вспотевшая Симона.
– - Фрау Вельзер, они ничего не крали!
– - кричит она с порога, и вскоре в кабинет врывается и сам Рудольф Кауффельдт.
Он одет по-городскому, в пальто, на голове -- шляпа-котелок.
– - Рудольф!
– - кричит ему тётка.
– - А кто остался в ресторане?
Но Рудольф Кауффельдт, не обращая внимания на замечания сестры, зло выхватывает кошелёк и, отсчитав пятнадцать крон, швыряет на стол подле фрау Рихтер.
– - Подавись, скряга! Что ты за человек такой? Давишься за каждый геллер! Не разобралась в ситуации, а на девчонок наговариваешь! У тебя голова на плечах есть, а? Хорошо хоть Симона прибежала и кричит мне прям с порога: "Быстрей, пап! Пошли со мной", я спрашиваю, с какой это радости, а она и говорит, что ты, Эмма, заливаешь тут, что якобы они нас обокрали! И не стыдно тебе?! Сама, небось, посеяла эти несчастные кроны!
Внезапный демарш Рудольфа удался, и фрау Рихтер уже не находит возражений и, чтобы скрыть конфуз, вскакивает, словно она вдруг что-то вспомнила:
– - Рудольф! Зачем ты бросил ресторан? Воруйте, кто сколько хочет...
Поспешно раскланявшись, тётка уходит. В этот момент у меня как гора с плеч свалилась. Пронесло. Зато Вальтер Манджукич, разозлённый ситуацией, покраснел так, что румянец стал заметен на его смуглых щеках. Его сейчас что угодно могло распалить, прямо как Филиппа Гранчара в острый период болезни.
– - Я полагаю, инцидент исчерпан, -- нарушила тишину фрау Вельзер.
– - Все свободны, -- кивнул математик, однако при этом посмотрел на нас так пристально, что я невольно опустила взгляд.
В коридоре уже мы облегчённо вздохнули. Мама и вовсе выглядела, как выжатый лимон, зато Филипп Гранчар приободрился, стал каким-то весёлым и беззаботным. И так же воссияла Инга, встретившись с ним у лестницы. Она не ошибалась в Миле.
Вальтер Манджукич же весь трясся от гнева.
– - Разнесу этот ресторан к чёртовой бабушке!
– - шипел он, и только присутствие учителей и начальницы гимназии мешало ему распалиться, прямо как Божене после происшествия с галкой.
А вот мне мама лишь сухо сказала, что рада, если я сделала выводы после кражи копилки. Я задыхалась от гнева, но сдержала себя. Когда Сара поравнялась со мной, Бекермайер подошёл к нам и, пристально посмотрев нам в глаза, произнёс:
– -
Хорватка не нашлась что ответить. Весь день Сара ходила, как в воду опущенная. Столь внезапного разоблачения она никак не ждала. Её спас только демарш Рудольфа Кауффельдта и нежелание фрау Вельзер выносить скандал на всеобщее обозрение. Она не знала, где именно она оступилась и почему математик практически мгновенно её раскусил, и ещё долго ходила хмурая и озадаченная.
Глава 17. Снова в Грац
Уже близко декабрь 1908. Скоро и суд. И опять я, сидя в четырёх стенах, вспоминаю эту картину: учительская и мы, четверо "подсудимых". Почему это так врезалось мне в память? Что тогда перевернулось во мне?
"Оправдана. Полностью оправдана!" -- думала я, покидая гимназию после уроков. Я чуть ли не летела домой, я рассчитывала, что родители наконец поверят, что я -- не воровка. Но какое убитое выражение лица было у Сары! Она была морально раздавлена и опустошена.
– - Пронесло...
– - повторяла она, как в бреду.
"Говорит, а у самой ещё зубы-то во рту стучат", -- с иронией думала я. В этот раз я прилежно сделала все уроки, даже помогла кухарке, за что получила похвалу. День просто отличный, ничто его не может испортить. Я надеюсь, родители больше не считают меня чудовищем.
Но того, что случилось вечером, я не ожидала никак. Мама сразу обратила внимание на то, какая я весёлая стала.
– - Мам, -- позвала я.
– - Ты ведь веришь, что я не воровка?
– - Ну, -- кивнула мама.
– - Я и копилку не крала!
– - Молодец, что я могу сказать, -- отвечала мама, а я почувствовала нарастающее раздражение. Ей что, всё равно?
– - Мам, тебе что, всё равно? Ты ведь знаешь, что меня в школе травят? Я потому и прогуливала.
– - Ну конечно, -- ответила мама.
– - Надо на кого-то спихнуть ответственность. А ты не думала, почему тебя обижали?
– - Да я откуда знаю?
– - я уже едва сдерживалась.
– - Да потому, что ты сама это допускаешь. А может и ведёшь себя так, что коллектив не принимает.
Я вскочила с места и в спешке опрокинула кружку с чаем.
– - Да я тебе вообще нужна?! Ты хоть раз мной интересовалась?!
– - Конечно, конечно. Я -- плохая мать. Хуже меня нет на всём белом свете.
Я схватилась за голову и бросилась в свою комнату. Закрывшись я ударилась головой о шкаф.
– - Это мерзость!
– - шипела я, бросившись на кровать.
– - Мерзость!
Долго ещё я билась в истерике. Зачем я только начала этот разговор? Призрачная нить доверия между нами безнадёжно оборвалась.