Инспектор и бабочка
Шрифт:
Если Виктор Варади – модель, то кто же фотограф?
Не исключено, что он сам, если включить на фотоаппарате режим ожидания.
Субисаррета почему-то склоняется именно к этой мысли, потому что… Потому что Виктор одинок и, по всеобщим уверениям, у него нет друзей. И еще потому, что участвовать в таком странном хэппенинге согласился бы далеко не каждый: от всех, без исключения, снимков подванивает гнилью. Именно так пахнут все порочные тайны, которые их носитель во что бы то ни стало пытается скрыть.
Комикс об Эле и псевдо-Рите
Мармеладки, ириски, печенье. И прочие нежные вещи, которыми перебиваешься, когда рассматриваешь цветные картинки. Субисаррете тоже хотелось бросить в рот мармеладку – все то время, что он наблюдал за приключениями парочки авантюристов. А сейчас – не хочется.
Ему нравится комикс и не нравятся фотографии, вот что.
Присев на корточки, инспектор обнаруживает под ванной еще одну кюветку или, скорее, пластмассовый поддон. Очевидно, Виктор сбрасывал туда все, что посчитал ненужным или испорченным: полностью засвеченные снимки, обрезки фотобумаги; неудавшиеся планы каких-то строений, площадок, пакгаузов и причалов. А где, в таком случае, удачные?
Перекочевали прямиком в комикс.
Продолжая рассматривать снимки, Субисаррета снова набирает телефон гостиничного администратора.
– Инспектор? – голос Аингеру звучит еще глуше и невнятнее, чем в прошлый раз, и Икеру приходится напрягаться, чтобы хоть что-то уловить.
– Скажите, Аингеру, вы слышали об увлечении Виктора комиксами?
– Нет. Ни о чем подобном он мне не говорил. Да и не стал бы он тратить время на такую ерунду. Виктор – серьезный парень.
– Ну да. Но когда я говорил о комиксах, я имел в виду, что он сам их рисует.
– Виктор? – недоумевает Аингеру.
– Да.
– Этого я не знал.
– И о том, что Виктор – фотолюбитель, тоже?
– Впервые слышу от вас. Но я же говорил вам, Виктор – очень закрытый человек, и мы не друзья. А вы уже нашли его?
– Пока нет.
– Может быть… Имеет смысл поискать его в Аквариуме? Он частенько там бывает…
Голос Аингеру звучит все слабее, а потом и вовсе сходит на нет, тонет в бесконечном шуршании и потрескивании. Сигнал параллельного вызова тоже оказывается не таким, как всегда. Он слишком слаб и едва слышен.
Микель.
– Я уже на месте, шеф!
– На месте?
– На стоянке. Нашел вашу машину. Но никакого «форда» тут нет.
– Черт!
Черт! Черт! Черт! Надо же быть таким идиотом! Субисаррете нужно отправляться на набережную: торговать поддельной кожгалантереей, а не занимать должность инспектора полиции. «Thunderbird» увели прямо из-под носа, в то время как он околачивался в крысиной норе, собирая малозначительные факты малозначительной жизни Виктора Варади. Единственная ценная находка – его форменная рубаха, все остальное никакого значения не имеет.
Костеря себя последними словами, Икер подходит
– Ты меня слышишь, Микель?
– Да, шеф.
– «Форд» все еще здесь, я его вижу.
– Видите? – в голосе Микеля слышится растерянность. – А вы где?
– Неподалеку. В доме напротив. Самом ближнем к стоянке. Синий фасад. Ты видишь четырехэтажный дом с синим фасадом?
– Да, – после непродолжительного молчания заявляет Микель. – Он прямо передо мной. Метрах в пятидесяти.
– Ты стоишь лицом к нему?
– Я стою лицом к нему, рядом с вашим «сеатом».
Дьявольщина.
Если бы бестолковый Микель стоял в пятидесяти метрах от дома, Субисаррета обязательно заметил бы его. И свой «сеат». Но в поле зрения инспектора ни Микеля, ни «сеата» нет, есть только «форд» Виктора Варади, который мокнет сейчас под дождем.
Под дождем, вот как.
Дождь идет в сумерках, потому что за окном сгущаются сумерки, но сейчас… Субисаррета отгибает рукав пиджака и смотрит на часы: начало двенадцатого, он пробыл в квартире Варади почти час, и за это время утро не только успело перейти в день, но и день плавно склонился к вечеру. А на часах всего лишь начало двенадцатого.
Дьявольщина!
– Может быть, это не та стоянка, Микель?
– Э-э… Может быть. Но другой стоянки для шоферов-дальнобойщиков, да еще с мотелем, я не нашел. И ваш «сеат». Он здесь.
Это – та самая стоянка. Та самая, где Икер оставил свою машину в десять часов утра.
– И вы сказали, что мотель называется «D.O.A.»…
– Да.
Мерцающая неоном надпись «D.O.A.» и сейчас перед глазами Субисарреты, ни дождь, ни сумерки не смогли ее приглушить.
– Вообще-то, мотель называется «Королева ночи»…
– Как?
– «Королева ночи». И он, судя по всему, давно не работает… С вами все в порядке, шеф?
Все далеко не в порядке, неоновая надпись явно вступила в противоречие с утверждением Микеля, что мотель «давно не работает». Так же как «сеат» инспектора вступил в противоречие с «фордом» ночного портье. А светлый день вступил в противоречие с сумерками. А о чрезвычайно распространенном названии «Королева ночи» Икеру даже думать не хочется.
Не сейчас, потом.
– Что значит «не работает»?
– Окна заколочены фанерой, на двери – замок. Общее запустение, вот что значит «не работает». Я вам звонил, но вы не отвечали. Вот я и сходил к мотелю, пока было время…
– Кстати, о времени… Ты не подскажешь, который сейчас час? – инспектору нужна хоть какая-то точка опоры.
– Семнадцать минут двенадцатого, – точность – отличительная черта Микеля. – А что?
Слава богу, хотя бы время удалось синхронизировать! Его, Субисарреты, время не отличается от времени, в котором живет Микель.