Инспектор и бабочка
Шрифт:
Хрясь! Бульк! Щелк!
Стекло по-прежнему хрустит под ногами, каким образом этот звук был бы передан в комиксе о ши-фу Эле? Что скажешь, Виктор?
Zlikt!
Именно это неудобоваримое сочетание букв вертится в мозгу Икера все то время, что он движется по битому стеклу, по направлению к ящику за стойкой портье. Ячейки, где когда-то хранились ключи, пусты, ничего другого ожидать не приходится.
– Микель! – зовет Субисаррета
– Слушаю, шеф.
– Подойди-ка сюда.
Странно, но под ногами норной собаки Микеля битое стекло ведет себя смирно, ничем не выдавая своего присутствия.
– У тебя есть зажигалка или спички?
Похлопав себя по карманам, Микель извлекает старенькую «зиппо» и протягивает Субисаррете:
– Вообще, бензин в ней почти кончился… Вы что-то обнаружили?
– Пока не знаю.
Лучше не вдаваться ни в какие объяснения, маленький язычок пламени выхватывает из темноты ребристую поверхность короба. Больше всего Субисаррета боится, что цифры под ячейками стерлись от времени и сырости. Вернее, одна-единственная цифра – «26». Только она интересует инспектора.
Только она.
Двойка и шестерка находятся в самый последний момент, когда «зиппо» начинает затухать. Все попытки реанимировать зажигалку ни к чему не приводят, но это уже неважно, цель найдена. Инспектор запускает руку в узкий зев ячейки и поначалу ничего не находит. И лишь спустя несколько мгновений обнаруживаются сразу две вещи: ключ на брелоке и… довольно толстый пакет, прислоненный к стенке ячейки.
Субисаррету колотит дрожь, как в самый ветреный и холодный день на побережье, на излете февраля, а ведь сейчас лето.
Июль. «Джаззальдия».
Снова оказавшись на улице и присев на край крыльца, инспектор рассматривает находки. Ключ, скорее всего, был просто забыт в ячейке. Он лежал у задней стенки короба, вот его и не заметили, когда забирали остальные. Ключ – самый обычный, от английского замка, слегка тронутый ржавчиной. Ржавые пятна можно обнаружить и на цепочке, соединяющей его с брелоком – тонкой алюминиевой пластиной на манер обычного армейского медальона. Но вместо группы крови на пластине выбит номер «26» (ничего удивительного) и название мотеля:
LA REINE DE LA NUIT
Что-то с ним не так.
Спустя мгновение Субисаррета понимает, что именно: это не испанский и не баскский язык – французский. Странно, даже учитывая географическую близость к Франции. Но это не единственная странность. Еще одна поджидает инспектора на другой стороне пластины: в самом ее центре он видит маленькую геометрическую фигуру, круг. Внутри круга – несколько несовпадающих друг с другом треугольников. Круг не идеален, треугольники – тоже; все говорит о том, что инспектор имеет дело не с обычной заводской штамповкой. В отличие от выбитого названия и номера, круг просто процарапан на мягком алюминии. Кто-то потратил время, чтобы оставить этот символ, но кто?
Один из постояльцев мотеля,
Субисаррете трудно представить серьезного мужика-дальнобойщика, занимающегося такими глупостями в свободное от шлюх и сна время. Коммивояжер тоже не стал бы корпеть над пластиной, как и влюбленная парочка студентов, путешествующая по северу Испании на взятом в аренду «фиате». У парочки найдутся дела поважнее. Католические монашки, любознательные китайцы и идиоты в оранжевом тряпье, что орут «харе кришна» и суют всем цветы, вряд ли когда либо заглядывали в этот вертеп. Артисты передвижного цирка-шапито предпочитают жить в своих вагончиках…
Кто остается?
Никаких соображений насчет неизвестного гравера у Субисарреты не возникает, а ключ, судя по виду, не был в работе со времен закрытия мотеля.
– Как думаешь, где находится номер двадцать шесть? – спрашивает инспектор у Микеля.
– Мне поискать?
– Поищи.
Но вместо того, чтобы сразу уйти, Микель отирается у крыльца, с любопытством разглядывая пакет, который инспектор вынул из ячейки.
– Откуда вы узнали, что в офисе что-то спрятано?
– Интуиция, – Субисаррете не хочется вдаваться в подробности.
– Это связано с убийством в гостинице?
Никакой прямой связи нет, разве что – чисто нумерологическая. Во всяком случае, Икеру трудно проследить ее даже постфактум. Виктор Варади вел себя подозрительно в ночь, когда произошло преступление. В поисках Виктора инспектор отправился к нему на квартиру и обнаружил окно с видом на мотель. Теперь он здесь, с ключом и пакетом, – и все из-за надписей на фанере, удивительным образом перекликающихся с теми, что Икер обнаружил в рисунках ночного портье. Хрясь! Бульк! Щелк! – как руководство к действию, норной собаке Микелю лучше об этом не знать.
И еще неизвестно, что лежит в пакете. Вдруг там окажется пачка прокламаций от ЭТА? или (что смешнее) – купоны от супермаркета «Mercadona»? или (что совсем уж смешно) подметный журналишко, рекламирующий интим-услуги. На потрепанном, с подмоченными краями пакете нет адресов – ни отправителя, ни получателя. Нет марок, нет штампа «Correos» c традиционными рожком и короной. На нем вообще нет ни единой пометки, так что версия с подметным полупорнографическим журналишкой вовсе не исключается. И Субисаррете хотелось бы распечатать пакет в одиночестве.
– Ты еще здесь?
– Почти ушел. А что в пакете?
– Ищи двадцать шестой номер.
– А что искать потом, в номере?
– Ничего. Просто найди номер и возвращайся.
Микель нехотя отходит от крыльца, движется вдоль фасада и, наконец, скрывается за углом. Только после этого Субисаррета принимается за пакет. Его края густо залиты канцелярским клеем, и инспектору ничего не остается, как просто разорвать плотную бумагу пальцами. Внутри оказывается не буклет и не журнал – блокнот.